О том, как идеи французского мыслителя преломляются в российском обществе.
Рене Генон. Масонство и компаньонаж. Легенды и символы вольных каменщиков/ Пер. с фр. Д.Зеленцова.– Воронеж: TERRA FOLIATA, 2009. – 192 с.
Сначала вкратце о книге. Это сборник статей французского мыслителя Рене Генона (1886–1951), большинство из которых, как заверяют издатели, впервые выходят на русском языке. Объединяет статьи тема масонства. Генон отстаивает взгляд, что масонство остается в западном мире единственно подлинно инициатической организацией, которая вопреки всем своим недостаткам все еще хранит древний символизм и традиции (статья «Строители Средних веков»). Более или менее успешно разгадывая этот символизм, Генон надеется, что «в не столь далеком будущем настанет день, когда раз и навсегда возникнет согласие относительно фундаментальных принципов масонства и сущностных моментов традиционной доктрины. Все ветви универсального масонства, некоторые из которых отклонились, вернутся к подлинной ортодоксии и объединятся наконец вместе для свершения Великого Делания, каковое есть всеобъемлющее завершение Прогресса в каждой сфере человеческой деятельности» (статья «Масонская ортодоксия»). О книге сказано достаточно.
Гораздо интереснее проследить судьбу идей Генона в России. Можно утверждать, что их популярности сильно повредило три обстоятельства, два из которых носят локально-исторический характер, а третье имеет фундаментальную природу.
Во-первых, большой ущерб традиционализму в России нанес философ Александр Дугин, на протяжении нескольких лет практически единолично эксплуатировавший волну интереса к огромному пласту идей, находившихся за рамками официальной советской культуры, и, в частности, к трудам Рене Генона. Знание нескольких иностранных языков, доступ к первоисточникам, публицистическая гиперактивность и просто временная фора позволили Дугину достаточно долго выступать в роли конферансье западных традиционалистов и «новых правых».
Сегодня, несмотря на все большую интеграцию Дугина в академическое сообщество, его влияние неуклонно снижается. По мере появления на русском языке первоисточников компилятивный характер текстов Дугина становится все более очевидным. Играет негативную роль и нетерпимость «евразийского гуру» к малейшей интеллектуальной конкуренции даже в рядах собственной организации.
Второе негативное обстоятельство – культ Генона в российских традиционалистских кругах. Это также имеет исторические причины – низвержение прежних кумиров и потребность в новых авторитетах. Строго говоря, Рене Генон не был крупным и оригинальным мыслителем. Он понимал это и скромно объяснял, что призван подтвердить старую, уже высказанную другими Истину, а не придумывать новую ложь. Скромность украшает, но еще не доказывает глубину.
Третье обстоятельство, как мы уже заметили, носит фундаментальный характер. Именно благодаря ему русская культура имеет иммунитет к традиционализму в интерпретации Генона. Дело в том, что, как французский мыслитель ни старался, ему не удалось полностью избавиться от наследия западной секулярной культуры. Процитируем, например, статью «Научные идеи и масонский идеал» из рецензируемого сборника: «В самом деле, подлинная метафизика есть не что иное, как целостный синтез точного и непреложного знания, отличающегося от всего условного и непостоянного и превосходящего его; следовательно, мы не можем рассматривать метафизическую истину иначе как аксиоматическую в своих принципах и опирающуюся на теоремы в своих выводах, а значит, столь же строгую, как и математическая истина, бесконечным продолжением которой она является». И чуть ранее: «Например, в случае математики, которая не оставляет места для «убеждений» и «воззрений» и полностью независима от любых индивидуальных обстоятельств, несомненно, никому, даже позитивистам, не стоит и мечтать о том, чтобы в ней усомниться».
Это даже не смешно. Устами Генона в данном случае говорит никакая не Традиция с большой буквы, а его тезка Декарт. А ведь именно с Декартом и другими фигурами Нового времени Генон связывает регресс европейского мышления по отношению к уровню Средних веков и интеллектуальном высотам Античности.
Все мышление Генона основано на фетишизации математики, «геометрического» метода и бинарной «аристотелевской» логики. Именно этим объясняется впечатление математической стройности, архитектонического совершенства и кристальной ясности, которое производят труды Генона. В действительности нет ничего более сомнительного, чем утверждение, что метафизика является бесконечным продолжением «математической истины».
В русской культуре и православной традиции присутствует понимание, что метафизическое знание может быть только антиномичным, апофатико-катафатическим. Любые аксиомы в сфере метафизики, будучи продолжены до наиболее отдаленных следствий, рано или поздно приводят к абсурду. Так возникают разломы и трещины, в которые проваливается западная рациональность. Как обобщил это о. Павел Флоренский: «Истина есть антиномия. Самое слово «антиномия» как философский термин – происхождения весьма позднего, а именно: появляется не ранее Канта, да и то – только в «Критике чистого разума», то есть в 1781 году. До того же времени это был юридический и отчасти богословский термин. Но насколько поздним оказывается термин «антиномия», настолько же раннею – самая идея необходимой само-противоречивости рассудка, связываемая теперь с этим термином» («Столп и утверждение истины»).
С этой точки зрения, Рене Генон – типичный европеец, для которого дважды два четыре (математика, усомниться в которой никому не стоит и мечтать) имеет «что-то успокоительное, нравственно-разрешающее и окончательное, пожалуй, даже что-то мистическое», как сказал бы Достоевский.
А для типично русского человека дважды два четыре – это стена, против которой направлен экзистенциальный бунт парадоксалиста – главного героя «Записок из подполья»: «Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило»; «А ведь дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти»; «Я согласен, что дважды два четыре – превосходнейшая вещь; но если уже все хвалить, то и дважды два пять – премилая иногда вещица».
Для Генона метафизика – это бесконечное продолжение математики, для русского антиномичного мышления математика – это «не жизнь, а начало смерти».
«Ага! – воскликните вы, – но если в сфере метафизики дважды два не равно четыре, то чему же оно равно?»
Формализовать антиномичное мышление очень сложно, поскольку оно не основано на бинарной, «аристотелевской», строго-дизъюнктивной логике, но ключ к этой проблеме существует. Основан он на трехзначной логике, в которой помимо отрицательных и утвердительных суждений существуют еще и «отрицательно-утвердительные». В частности, можно воспользоваться предложенной русским логиком Николаем Васильевым (1880–1940) связкой «есть и не есть зараз», или сокращенно «н-есть». Этот подход, как показывает в блестящей, но пока недооцененной работе «Уравнение русской идеи» (М.: Едиториал УРСС, 2006) философ Петр Калитин, позволяет в какой-то мере формализовать русское православное философско-богословское мышление. Так вот, тогда оказывается, что даже математические истины в сфере метафизики трансформируются и, в частности, дважды два н-есть четыре. Да как иначе, если дважды два пять – тоже «премилая иногда вещица»?!
Конечно, радует возникновение в разных городах России (напомню, что рецензируемая книга вышла в Воронеже) традиционалистских кружков, независимых от Дугина. Но можно сомневаться в том, что интегральный традиционализм в интерпретации Генона пустит в России глубокие корни.
Текст: Михаил Бойко
Источник: НГ Ex Libris