Пора тебе в петельку…

Главный читатель Есенина – это русско-еврейская девушка

К юбилею Сергея Есенина
// ng.ru — Есенин родился в крестьянской семье, но крестьянским поэтом не был. Фото Евгения Никитина

1

Меня всегда поражали рассыпанные, будто зерна, буквы крылатой, буйствующей, уходящей в вечность этой поэзии. Буквы есенинского почерка словно пытаются догнать друг дружку и не могут. Так и мы сегодня по крупицам, по зернышку собираем то далекое время, когда почти сразу во всех петербургских журналах приняли более 60 есенинских стихотворений, и Блок, которого чуть позже Сергей Александрович назовет голландцем на русской почве, ввел будущего скандалиста в наше поэтическое пространство.

Сперва обрадовался Александр Александрович, а потом призадумался и отказался писать предисловие ко второму изданию есенинской «Радуницы», а вскоре и вовсе обозначил в своих записных книжках: «У Есенина талант пошлости и кощунства…» Обозначил после того, как наткнулся на есенинское «Господи, отелись!».

Это было время, когда литература приравнивалась к хлебу, когда практически каждый гимназист умел писать стихи (да что там гимназист!), но общество при этом хорошо осознавало, что такое признаки редчайшего поэтического дара. И за развитием яркого поэта всегда следили, настоящему поэту прощали все и пытались набиться в друзья.

И за Есениным следили, но очень скоро читательская слежка превратилась в слежку чекистскую.

Есенину прощала все Галина Бениславская и даже ставила в его комнате цветы, чтобы создать атмосферу, благожелательную для написания стихов, но начальная советская власть не простила поэту плача об уходящей деревне, назвала певцом кулачества и на долгие годы упрятала в чулан – за переписывание стихов Сергея Александровича в период усиления классовой борьбы давали реальные сроки.

В друзья к Есенину набивались и стар и млад, но единственным настоящим другом для Сергея был все-таки Гриша Панфилов. Это друг юности поэта. Бесценный, дорогой друг! Их переписка просто завораживает своей откровенностью, поиском смыслов, удивительным пониманием друг друга. В переписке этой, как нигде позднее, раскрывается Есенин-человек. Гриша Панфилов рано умер. И после его смерти Есенин остался на земле в полном одиночестве. Думается, что именно к Грише Панфилову обращены последние на земле строки великого поэта: «До свиданья, друг мой, до свиданья». Именно в груди у Есенина всегда оставался его родной Гриша.

Что до остальных так называемых друзей. Мариенгоф Есенина просто обобрал, когда тот уехал за границу, присвоив себе совместно созданный книжный магазин. Зависть Мариенгофа была запредельна, а Есенин – чистая душа – просил, чтобы Толя обругал его русским матом сразу на вокзале, когда друг Сергунька вернется домой в Россию. Клюев с так называемой крестьянской компанией при встречах с Есениным на правах учителя шепотком и оканьем внушал назойливо: «Пора тебе, Сереженька, в петельку! Пора пострадать тебе за Русь-матушку…» Свидетельницей такого клюевского монолога однажды стала Августа Миклашевская и просто вытолкала Клюева и крестьянствующих из своей квартиры. А Есенин сидел при этом, обхватив голову руками, и не шелохнулся.

Уже перед самым уходом из жизни Есенин нашел Клюева и показал тому свои последние гениальные стихи. Блеснул ярой завистью глаз ряженого псевдостранничка Клюева, успевшего за это время побывать даже в коммунистах, и поведал старец канареечный своему дорогому Сергуне – агнцу Божьему, что стихи того годятся лишь для потехи девиц… На Есенине лица не было. Интересно, вспоминал ли свой поступок автор «Погорельщины» в томской тюрьме, когда писал Сталину слезные прошения о помиловании?

Дружба с Есениным всегда дополнялась шлейфом едва прибывших начинающих стихоплетов из деревни. Они бродили по пятам за Сергеем Александровичем, часто пируя за его счет и читая великому поэту свои дырявые вирши. Есенин не выдерживал, поворачивался, хватал такого первого попавшего стихоплета за грудки и орал в его оплывшие довольством зенки: «Что ты, сволочь, тут делаешь?! Езжай в деревню, паши землю, земля умирает…»

И при всем при этом крестьян Сергей Александрович не любил. И объяснял свою нелюбовь очень просто. Есенина душила и убивала крестьянская жестокость по отношению к животным, а еще и то, что крестьяне деревья вырубают безжалостно! Так, отец Есенина вырубил их сад, и мальчишка Есенин плакал всю ночь и не простил отцу его садорубной страсти. А о животных – лучшее создал в мировой поэзии. Если вы спокойно прочтете «Песнь о собаке» – сердца у вас нет. Я даже не говорю о милом, милом, смешном дуралее…

При такой нелюбви к крестьянству Есенин смог воспеть крестьянина, создать для души крестьянской град Китеж неповторимый. Вспомним, что Россия в есенинские времена была практически страной крестьян, но сам Есенин при этом никогда не был крестьянским поэтом. По полученной профессии Сергей Александрович – учитель начальных классов, а не мясник, как его однажды представили на афишных тумбах московские власти. Хотя Есенин действительно работал очень короткое время в мясной лавке отца-садоруба.

Стихи Есенина никакой крестьянской правды не несут, но они напитаны деталями деревенского быта, участвующего в произведении независимо от времени и пространства. Лирический герой Есенина скорее тот житель Древней Руси, который со своим коньком на крыше и петушком на ставнях забрел в ХХ век. Одна из уникальных есенинских литературоведческих работ «Ключи Марии» почти и об этом. Кстати, работа эта усиленно обругивалась многими исследователями литературы 20-х годов прошлого века. Гений Есенина пытались и тут «утопить, как ведро в колодце». Но есенинский герой благополучно перекочевал в великую поэзию Николая Рубцова, как и мандельштамовский – в поэзию Бродского.

У Сергея Александровича хватало и великих противников, многие из них не могли с ним справиться чисто физически. Всеволод Рождественский однажды стал свидетелем такой сцены: два огромных бугая держали Есенина за руки, а в это время Пастернак лупил коллегу по цеху кулаками в живот. Как заметил однажды Евтушенко: поэзия – дело кровавое! Но не только.

Была и любовь! Девушек много в судьбе великого поэта. Например, такая, которую имажинисты вместе с гулякой Есениным приглашали в холодную московскую квартиру и укладывали в постель. Девушка раздевалась и ждала, что вот-вот наступят любовные утехи. Но не тут-то было. Появлялись имажинисты – хозяева большой постели – и выгоняли девушку из-под одеяла, заставляя одеваться и двигать восвояси. При этом поэты объясняли красавице, что она им была нужна лишь для того, чтобы согреть постель, никто из поэтов не хотел первым нырять на холодную простынь.

Тут стоит выделить женитьбу Есенина на Зинаиде Райх. Венчались они в Вологде. Райх родила поэту двоих детей. Семейная жизнь налаживалась. Но вздумалось сердобольному Есенину приютить у себя бездомного на тот момент Всеволода Мейерхольда. И пока Есенин раскатывал по редакциям да выступлениям, бедный режиссер благополучно обжился не только в его квартире… Развод Есенина и Райх был трагедией. У великого поэта украли не только жену, но, самое страшное, – детей!

В 30-е годы знаменитый Мейерхольд заставлял актеров на сцене издеваться над иконами, а закончил свои дни в ГУЛАГе. Райх же нашли растерзанной в ее богатой квартире… Что это, если не возмездие?..

2

Как ни старались «черные человеки» вытравить есенинскую мелодию из поэзии – она в конце 50-х годов прошлого столетия естественно и стремительно вернулась. И, возможно, это лучшее достижение так называемой оттепели. В московском педагогическом институте прозвучала из уст профессора Прокушева первая лекция о творчестве Есенина. А в журнале «Юность» появилась подборка неизвестных стихов Сергея Александровича, причем в разделе «Поэзия», а не «Наследие» – словно сам поэт заглянул в редакцию с новыми стихами…

А мы заглянем на кладбище, где похоронили поэта. Однажды прогуливаясь (а на кладбищах именно прогуливались в есенинские времена и думали о вечном, и сам поэт, прогуливаясь, со своей первой женой Анной Изрядновой во Ваганьковскому погосту, просил ее похоронить его именно тут) возле есенинской могилы, я повстречал дедушку-бомжика, который как раз и ухаживал за есенинским захоронением, дедушка провел меня к могиле есенинского друга – поэта Александра Ширяевца, похороненного тут за год до смерти Есенина. Много интересного узнал я об этом скорбном месте, где ушла из жизни Галина Бениславская – есенинский ангел-хранитель. И вдруг мне захотелось спросить бомжика, который ухаживал за есенинской могилой аж с послевоенных времен: что же было на есенинской могиле до возвращения имени поэта нашей литературе – какое надгробие? И дедушка-бомжик мне так спокойно отвечал: «Не-е, надгробья не было, а была… кладбищенская свалка – венки сухие сбрасывали, кресты сгнившие… А нынче вот Цырытэля хочет памятник Есенину ставить». Действительно, широк русский человек…

В таком диапазоне мы можем и рассматривать судьбу русского гения, но понимание волшебства его строк приходит не только через, собственно, поэзию, но и через ситуации, связанные с поэзией. Вот одна из таких. Живет в Германии философ и литературовед Борис Хазанов. И решился он издать составленную им самим антологию одного стихотворения русской поэзии с века XVIII до конца века XX. Первая часть – стихи, а вторая часть – короткие рассказы о поэтах и почему тот или иной поэт выбран. Трудился Хазанов, выбирал, доказывал интересно право поэта каждого быть включенным в антологию. А вот Есенина составитель наотрез включать отказался из-за сложных отношений Есенина с Ахматовой (хотя в таком посыле много лукавства и неточностей). А сам Хазанов безумно любил Ахматову. И чтобы возвеличить память об Анне Андреевне, решил исключить из своей книги Сергея Александровича. Довольный принятым решением, случайно локтем задел книжную полку, и с нее свалился какой-то том, борец за Ахматову поднял издание и взглянул на раскрывшуюся страницу – и (о, ужас!) перед его взором предстало есенинское «Не жалею, не зову, не плачу…» И Хазанов помимо своей воли включил это знаменитое есенинское творение в антологию… Он просто не мог оторваться от есенинских строк. Волшебство поэзии – самое волшебное волшебство на свете!!!

И никакая слава или забвение – для волшебства роли не играют.

Мариенгоф писал, что Есенин обрел славу лишь после смерти… И в таком посыле есть доля лукавства. Да, Есенин мечтал о славе, но о какой? Однажды в центре Москвы горел дом, на месте пожара оказался и Сергей Александрович. Толпа завороженно глядела на языки пламени. И вдруг по соседней улице проехал Шаляпин – и буквально все головы зевак повернулись в сторону Шаляпина и застыли, забыв о пожаре… «Вот о какой славе я мечтаю», – открылся Есенин своему попутчику. Получил ли ее Сергей Александрович при жизни – сказать трудно, но после смерти уж точно.

Хотя сам великий поэт оценивал себя очень скромно. В памяти современников осталась его грустная распевная присказка: «Вот если бы я не приехал в Петербург к Блоку – от меня остались бы две-три народные песни». Зато Мандельштам напоминает нам и сегодня, что Есенин создал самую честную и самую трудную поэтическую формулу своего времени, а звучит она так: «Не стрелял несчастных по темницам…»

Поэтому пошло сводить есенинский вопрос к бандитскому образу или к проблеме: убили или сам? Ни в каких расстрелах Есенин не участвовал – это придумки Ходасевича и нынешних сериальщиков. И, конечно, Есенина убили! Скажу лишь, ведь не зря почти 25 лет назад в Петербурге быстрехонько снесли печально известную гостиницу «Англетер». Концы – в воду! Теперь уже окончательно.

Но даже при таком раскладе не следует забывать, что Сергей Александрович Есенин работал великим русским поэтом. А это очень тяжелая работа.

Есенина надо читать. И читать внимательно. Так, в Тюмени любители Есенина мне пытались доказать, что Есенин написал «Выткался НАД озером алый свет зари…». И невдомек им было, что есенинская строка «Выткался на озере алый свет зари…» отличается не только буквой от их неряшливых измышлений, но и диапазоном дальнейшего развития образа и нарождающемся уже в первом «на» параллелизме. Таковы сегодняшние любители Есенина, бродящие по Руси даже не с котомками, а с мешками собственных наскоро состряпанных брошюр.

Надо читать и о Есенине. Одна из лучших книг на есенинскую тему – добротное исследование Аллы Максимовны Марченко. И если вы будете читать о Есенине добротную литературу, то вас ждут приятные открытия, например, что поэт не пил до поездки за границу.

А как же сам Сергей Александрович определял своего читателя? Так вот, Есенин говорил, что главный его читатель – это русско-еврейская девушка. Не больше, но и никак не меньше.

Когда-то еще в моем отрочестве мы с мамой плыли на пароходе «Сергей Есенин» в Константиново. Возле какой-то пристани рядом с нашим пароходом бултыхались резвые деревенские мальчуганы. При этом они звонко оглашали окрестность: «Куда плывешь, Серега?» Может быть, так же кричали и самому поэту, когда он в отрочестве переплывал родную Оку…

Текст: Валерий Дударев
Об авторе: Валерий Федорович Дударев – поэт, главный редактор журнала «Юность»
Источник: НГ Ex Libris