Инакомыслие в условиях «реального социализма». Поиски новой государственности. Конец 60-х — 80-е гг. XX в. — М.: Институт славяноведения РАН, 2014. — 736 с.
Впервые в отечественной и зарубежной историографии в рамках одного из важнейших направлений исторической науки — истории идей — дан анализ концепций и трактовок новых форм государственности. Диссидентские течения и отдельные оппозиционные мыслители в Центральной и Юго-Восточной Европе рассматривали их как матрицу социальных новшеств и связывали с ними проекты трансформации государственности. Эти проекты были основаны на сочетании национальных государственно-исторических традиций и демократической системы ценностей как гарантии соблюдения общечеловеческих прав и свобод. Выводы содержат принципиально новую для отечественной историографии концептуальную трактовку оппозиционных и диссидентских течений, что особо важно для понимания указанного феномена не только в странах Европы, но и в других регионах мира.
For the first time in domestic historiography, the analysis of concepts and interpretations of the new statehood forms was given within the framework of one of the most important areas of history — the history of ideas. Dissident movements and certain dissident thinkers considered those new forms as a matrix of social innovations and related them with the statehood transformation projects. Transformation projects were based on a combination of local national and historical traditions and democratic value system as a guarantee of compliance with human rights and freedoms. Conclusions contain a fundamentally new for the national historiography conceptual interpretation of opposition and dissident movements, which is particularly important for the understanding of this phenomenon not only in Europe.
Книга, которую читатель держит в руках, посвящена различным аспектам истории инакомыслия и диссидентства в европейских социалистических странах. Она является частью большого проекта, разрабатываемого в Институте славяноведения РАН[1] с участием научно-исследовательских институтов из Румынии, Сербии и других стран Центральной и Юго-Восточной Европы. В основе сборника — доклады, прочитанные на международной конференции, состоявшейся в Москве 15-16 октября 2013 г. и называвшейся: «Идеи новой государственности в программах и концепциях инакомыслящих и диссидентства в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Конец 60-х — 80-е годы XX в.».
Такое внимание к проблеме инакомыслия в социалистических странах совсем не случайно. Инакомыслие (или диссидентство как его крайнее и более организованное проявление) было важным явлением общественной жизни в Советском Союзе и странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Оно оказало большое влияние на постановку вопроса об альтернативных путях развития этих стран и в конечном итоге способствовало краху европейского социализма. Советское диссидентство оказало сильнейшее влияние на развитие подобных процессов в других странах социалистического лагеря, стало существенным международным фактором Тех лет. Так, подписанный 1 августа 1975 г. в Хельсинки 33 европейскими государствами, США и Канадой Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе содержал обязательства этих стран придерживаться стандартов в области прав человека.
Инакомыслие по самой своей сути не могло быть однородным явлением. Людмила Михайловна Алексеева, автор до сих пор самой известной книги на тему советского диссидентства[2], разделила это пестрое общественное движение на три группы: 1) национальные движения, 2) религиозные движения и 3) гражданские, правозащитные движения. Впрочем, все эти движения часто переплетались, и разделить их иногда на составные части довольно проблематично.
В узком смысле слова правозащитное движение как раз и ассоциируется со всем протестным движением, а правозащитники были теми, кого и называли диссидентами. Нас тоже они интересуют прежде всего, поскольку именно в их среде в бесконечных спорах на кухнях зарождались идеи альтернативного развития общества и государства. В СССР это направление инакомыслия называлось демократическим, либеральным, движением гражданского сопротивления. Позже из него выделились участники русского национального движения, которые разочаровались в демократических и правовых идеалах, в опыте зарубежных западных демократий и выступили за возвращение к традиционным дореволюционным российским ценностям. Идейно к этому направлению примыкали «писатели-деревенщики». В этом смысле и среди инакомыслящих проявилось традиционное расслоение думающего русского сословия на западников и славянофилов. Это деление диссидентов на демократов и «почвенников» олицетворяли две мощные фигуры, два нобелевских лауреата — академик-физик АД. Сахаров и писатель А.И. Солженицын.
Часто среди диссидентов выделяют еще социалистическое течение, выступавшее за обновление и демократизацию социализма. Они не дали яркого, бесспорного лидера, но преобладали на начальном этапе среди «шестидесятников» — особого умонастроения советской интеллигенции того времени, обличителей недостатков власти, но еще не режима в целом, критиков Сталина, но не Ленина (более того, выступавших за возвращение к «ленинским нормам»).
Хронологический охват советского диссидентства — с середины 1960-х до середины 1980-х годов, от затухания импульсов XX съезда КПСС и хрущевской «оттепели» и до нового демократического импульса, порожденного горбачевской «перестройкой». Тем самым, интересующий нас период почти совпадает с брежневским правлением, выродившимся в конце концов в так называемый «застой». Конкретнее начало диссидентского движения обычно связывают с процессом писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, арестованных в 1965 г. Окончанием советского диссидентства можно считать смерть в лагере в декабре 1986 г. Анатолия Марченко. Его смерть и особенно реакция на нее уже разбуженного общества подтолкнули М.С. Горбачева освободить всех политзаключенных. Незадолго перед этим советский генсек вернул из ссылки академика Сахарова. И для власти, и для общества это стало ясным знаком — жить по-старому уже невозможно.
Трудно сосчитать, сколько всего было диссидентов. Ведь понятно, что они представляли собой только верхушку айсберга, только тех, кто был готов бросить власти прямой вызов. Таких — всегда меньшинство. Гораздо больше было тех, кто пассивно не принимал советский режим, принципиально чурался комсомольской и партийной карьеры. Отдельно надо сказать и о деятельности художественной интеллигенции, не желавшей мириться с идеологическим диктатом. Однако определить ту грань, за которой обычный человек превращался в нонконформиста, а нонконформист — в открытого диссидента, не всегда легко. К тому же в диссидентском движении часто не было четких организационных форм. Словом, вопрос о числе диссидентов остается дискуссионным. Существуют разные подсчеты. Алексеева дает цифру почти в полмиллиона человек, учитывающую участников всех неформальных общественных движений. Но, похоже, эта цифра преувеличена.
Открытый протест наиболее честной и мужественной части советской интеллигенции против тоталитарной советской системы не мог не завораживать. Диссиденты нашли смелость нести себя свободно в несвободной стране; жить по законам, которые сама власть не соблюдала; быть моральными в аморальной обстановке; быть честными в атмосфере тотальной лжи. Понятно, что это требовало не только огромного мужества, но даже жертвенности. Анатолий Марченко повторил судьбу многих других диссидентов. Причем на репрессии властей правозащитники отвечали только словом, для них оставался принципиальным отказ от насильственных революционных методов борьбы. В этом смысле диссидентство — феномен российской истории и особенно российской истории XX в. Эта была совсем другая нехарактерная для России тенденция, в корне отличавшаяся от доминировавших в XX в. революций, войн, репрессий, дискриминаций, депортаций.
Движущей силой правозащитного движения была интеллигенция, причем интеллигенция в первом поколении, выросшая уже при советской власти. Со временем она стала довольно массовым слоем («прослойкой» — по советской терминологии), пополнявшимся по большей мере за счет простого народа — рабочих и крестьян. Это так называемая «народная интеллигенция» стала формировать собственные интересы. Она не только оторвалась от своих корней, но в чем-то даже заменила или попыталась заменить уничтоженные коммунистами слои — аристократию и буржуазию. Неполная, усеченная социальная структура социалистических стран привела к тому, что верхушка стала формироваться из двух потоков — все более вырождавшейся номенклатуры и интеллигенции.
В этих условиях политически активная интеллигенция стала фактически альтернативой официальной «красной буржуазии» и ощутила себя ответственной за национальное развитие той или иной страны. Вернее — часть такой интеллигенции обслуживала интересы номенклатуры, пополняя порой ряды системной оппозиции; другая часть оказалась нонконформистской, склонной к скрытому или явному протесту в виде инакомыслия и диссидентства.
Советские диссиденты оказались правы, предсказывая крах режима, в случае его отказа от демократических реформ. В то же время к этим реформам привела скорее деятельность системной оппозиции, оппозиции внутри правящего слоя, которая имела, несомненно, больше возможностей для реализации своих целей. Внесистемная оппозиция, каковой были инакомыслящие диссиденты, одержала, можно сказать, лишь моральную победу над своими гонителями, но выполнили свою главную миссию — на ментальном уровне подготовила общество к необходимости демократических преобразований.
Правда, когда эти преобразования наступили, диссиденты почти повсеместно в них не вписались. За редким исключением их опыт, морально-нравственная доминанта их движения оказались невостребованными в условиях новой России. Отчасти в этом были виноваты и сами диссиденты, за годы борьбы привыкшие к сектантству и отвыкшие от компромиссов. Сегодня по отношению к диссидентам встречается даже ёрничанье — они предстают какими-то чудаками не от мира сего, если не хуже — проплаченными агентами Запада. Молодое поколение их просто не знает.
Пока еще не ясно, займет ли диссидентское движение (и инакомыслие в целом) достойное место в новой российской школьной программе по истории, какой оценке оно удостоится. Состоится ли научное осмысление идей, событий, личностей диссидентского движения? Это вопрос — принципиальный, связанный с общим направлением развития современной России, со становлением в ней правового, гражданского общества, прообразом которого и было диссидентское движение.
Историей диссидентского движения занимаются в России общество «Мемориал», Российский государственный гуманитарный университет, ряд других вузов и институтов. Однако феномен диссидентства изучен явно недостаточно, его место в российской и восточноевропейской истории еще точно не определено. Тем более не написано общей истории диссидента в Восточной Европе. Надеемся, что наш сборник станет вкладом в разработку этой важной проблемы.
Книга получила название «Инакомыслие в условиях «реального социализма». Поиски новой государственности (конец 60-х — 80-е гг. XX в.)». Известно, что под «реальным социализмом» обычно понимается система, сложившаяся в СССР и других странах социалистического лагеря (содружества). Но мы решили, что без Югославии, которая упорно противопоставляла свой «самоуправленческий социализм» советской модели, картина была бы неполной. Мы исходили из того, что к «реальному социализму» могут быть отнесены все европейские социалистические страны, которые «реально» существовали. К тому же, несмотря на все различия, общего между этими странами было гораздо больше. После заигрывания с самоуправлением в 1950-е гг. уже в следующее десятилетие, особенно после подавления Пражской весны, развитие Югославии опять в целом шло синхронно с остальным европейским социалистическим лагерем, развивалось по тем же законам и закончилось аналогично — застоем и крахом. Инакомыслие и диссидентство — тоже неотъемлемая общая черта всех европейских социалистических стран.
В книгу вошли статьи о протестом движении в довоенном СССР (строго говоря, выходящие за хронологические рамки заявленной темы, но углубляющие исторический контекст проблематики), а также статьи об оппозиционных движениях и идеях в ГДР, Венгрии, Польше, Чехословакии, Болгарии, Румынии и Югославии. Отдельный раздел посвящен протестным настроениям художественной интеллигенции в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Не все статьи сборника прямо посвящены поискам новой государственности, но это тема -центральная, инакомыслием по существу и было несогласие с существующей государственной моделью в самых различных ее проявлениях. Помимо российских ученых, свои статьи предоставили исследователи из Болгарии, Венгрии, Германии, Польши, Румынии, Сербии, Словакии и Чехии. Все это, на наш взгляд, делает сборник более разносторонним и репрезентативным,
Текст: Константин Никифоров
Источники: «Индрик»; www.litsnab.ru
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — Назовем некоторые работы, вышедшие в Институте славяноведения РАН в последние годы: Задорожнюк Э.Г. От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 — ноябрь 1989 г.) М., 2008; Волобуев В.В. Политическая оппозиция в Польше. 1956-1976. М., 2009; Он же. Польша-1970: Репетиция «Солидарности». М.-СПб., 2012; 1968 год «Пражская весна» (Историческая ретроспектива) / Отв. ред. Г.П. Мурашко. М., 2010; Революции и реформы в странах Центральной и Юго-Восточной Европы: 20 лет спустя / Отв. ред. К.В. Никифоров. М., 2011; В поисках новых путей: Власть и общество в СССР и странах Восточной Европы в 50-е — 60-е гг. XX в. / Отв. ред. Н.М. Куренная. М., 2011; Анатомия конфликтов: Центральная и Юго-Восточная Европа: Документы и материалы последней трети XX века. В двух томах / Отв. ред. Ю.С. Новопашин. Т. 1. Начало 1970-х — первая половина 1980-х годов. СПб., 2012. Т. 2. Вторая половина 1980-х — начало 1990-х годов. СПб., 2013; Протестные движения в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Конец 19б0-х — 1980-х гг. Хрестоматия / Отв. ред. КВ. Никифоров. М, 2013.
2 — Алексеева Л.М. История инакомыслия в СССР. М„ 1992.