Летопись «Клуба 12 стульев». Из истории «Литературной газеты» и романа века Евгения Сазонова «Бурный поток».
Бывает же такое… Сама фамилия Веселовского взывала к служению юмору. А ещё он был рыжий. И это тоже знак природы в том же направлении. Цирк, да и только!
Однако этим внешним моментам можно придать значение, если не знать, что Виктор Васильевич Веселовский, в быту просто Витька, был незаменимым человеком на своём месте – в должности редактора 16-й полосы «Литературной газеты».
Тысячелетие на дворе стояло, мягко говоря, не слишком предрасположенное к всеобщему смеху. Да, на эстраде творил свои шедевры искромётный Райкин. Да, было множество попыток расширить рамки дозволенного, но всем памятны были и ждановщина в отношении Зощенко, и отсидка Эрдмана за свои басни, и крысиные фельетоны Давида Заславского в «Правде» против «космополитов». Оставались орган ЦК журнал «Крокодил» и Леонид Ленч да Семён Нариньяни – золотые перья несмешной псевдосатиры.
И тут вдруг появляется на страницах «Литературки» некто Леонид Лиходеев, сразу ставший действительно золотым пером. Это был долгожданный сигнал, что сатира жива, что фельетоны – самый читаемый материал на газетной странице.
В «Литературной газете» решено было воспользоваться хрущёвской постоттепельной видимостью свободы, создав «уголок сатиры и юмора» и предоставив ему целую полосу, правда, последнюю.
Во главе Клуба, «главным администратором», поставили журналиста Виктора Веселовского, которого переманили из «Недели» – тоже весьма живого издания – приложения к либеральным под крылом Аджубея «Известиям».
Виктор быстро сделался в «ЛГ» своим – благодаря опыту, полученному в «Неделе», но главное – благодаря особому дару: умению «проталкивать» через начальство острые материалы. Несметное количество раз он ходил по кабинетам и возвращался с победой: текст шёл в набор.
Начальства было много, мы только и слышали их клички: Тер, Сыр, Чак… Каждый по-своему курировал отдел. Тер мог пропустить. Или не пропустить. Сыр мог поддержать. Или не поддержать. Чак мог снять. Или не снять.
Тером звался член редколлегии Тертерян. Сыром – зам. главного Сырокомский. Чак – это Александр Борисович Чаковский, главный редактор. Он был членом ЦК, при этом курил сигару и ходил по редакции в жилетке, подражая, видимо, Херсту. Однажды я был свидетелем забавного эпизода в коридоре редакции, где навстречу очкастому Чаковскому – с пробором, разделяющим прилизанные бриолином волосы, – шёл писатель Солоухин: в валенках, на пальце огромный перстень с изображением какого-то царя. Они поздоровались и пошли в обнимку в светоносный кабинет Главного.
Вот в такой обстановке работал Виктор Веселовский. Для начала он собрал нас на так называемую мозговую атаку.
– Надо придумать необычные рубрики, – поставил он задачу. – Они должны быть постоянными, из номера в номер.
И я горжусь, что имею отношение к рождению такого жанра, как «Рога и копыта», – маленькие пародийные информации сразу завоёвывали читательское признание.
Используя полученный имидж, Клуб под руководством Веселовского шагнул на телевидение и в концертные залы. Витя лихо присваивал нравившиеся публике чужие шутки, но это не был какой-то мерзкий плагиат – просто он демонстрировал лучшие тексты от имени Клуба, и авторы охотно прощали ему эти мелочи – зачем считаться, кто что бросил в общий котёл?!
Рядом с Витей блистал своей улыбкой Илюша Суслов. На вопрос «Третьим будешь?» всегда откликался Виталик Резников, которому я бы – по его внешним данным – посулил роль Васи Тёркина, он бы справился.
В Клубе часто болтался неподражаемый Володя Владин, интеллигентский трёп которого заряжал постоянным шутовством и ёрничаньем по любому поводу. Сюда приходили Гриша Горин и Аркаша Арканов, и все понимали – пришли наши классики, однако все тут были на равных, даже графоманам, пробившимся в комнату Клуба, доставалось чуток внимания.
Я хочу сказать, что Веселовский создал мощнейшую команду, которая состояла сплошь из личностей первого сорта, из литературных клоунов высокого класса.
Читатель рассмеялся. Советский читатель впервые за долгие годы угрюмства вдруг почувствовал, что жизнь – смешна! Это был прорыв в другое время. Может быть, то, что потом было названо «перестройкой», начиналось и здесь. Выход КАЖДОГО номера «Литгазеты» с 16-й полосой превращался в праздник интеллигенции всей страны.
Я не преувеличиваю. Иначе чем объяснить полные залы Ленинградского дворца «Октябрьский» по 3 тысячи человек 3 (три!) раза в день? «Встречи с Клубом» вёл Веселовский, к уже упомянутой команде присоединились со своей «иронической прозой» Василий Аксёнов, Виктория Токарева… И что там творилось, когда на сцену выходили с пародиями долговязый Саша Иванов и в тот момент никому не известный юнец Гена Хазанов, а вослед выступала специально приглашённая эстрадная студия МГУ «Наш дом» – тоже с никому не ведомыми Александром Филиппенко и Семёном Фарадой!..
Веселовский умел править так, чтобы не испортить текст. Это мастерство сродни умению бегать в ливень между струйками и оставаться сухим. Когда я придумал Евгения Сазонова и первые главы романа «Бурный поток», он, восторженно приняв идею – создать типовой образ выдуманного советского писателя, – споткнулся о первую фразу: «Шли годы. Смеркалось».
– Это на что намёк? – спросил он. – На то, что у нас ничего не происходит?
Я промямлил:
– Ну почему?.. Просто сомкнулись два расхожих штампа.
– Мне-то не говори! – поднял голову Витя. – Я же понимаю, что тут не про штампы.
– С чего ты взял?
– Смеркалось – значит, становилось всё темнее и темнее. Ежу понятно.
– Ну, не знаю… – попробовал я вяло протестовать. – Я не это имел в виду.
– Не это?.. Тогда что?
– «Смеркалось» означает одно – то, что смеркалось. И ничего больше.
– А контекст? – спросил Веселовский.
– Нет у меня никакого контекста.
– Есть. Да ещё с подтекстом.
– Где?.. В чём?.. Покажи.
– Да вот же, вот… «Шли годы»!.. Это и есть контекст с подтекстом. Мол, на протяжении многих лет страна погружается во тьму. И скоро будет что?
– Что?
– Конец света. Полный мрак. Тьма-тьмущая. – Витя будто был рад этому обстоятельству. Его редакторский глаз горел. – Это же… картина нашей жизни!
Притворяться было глупо, и я признал:
– Да, картина. И что – переделывать?..
– Нет. Попробую предложить. Авось проскочит.
Проскочило!..
Много лет спустя один мой товарищ сделал комплимент:
– В этой твоей фразе – весь период застоя. Как они не просекли?
– Веселовский просёк, – сказал я и поведал товарищу другую байку про того же «людоведа и душелюба».
После публикации романа «Бурный поток» Витя предложил мне публиковать так же по строчке в каждом номере биографию выдуманного мною писателя. Я тут же сочинил: «Евгений Сазонов родился в 1937 году. Продолжение следует».
Витя улыбнулся и произнёс:
– Не пройдёт.
– Почему?
– 37-й год не пройдёт, старичок. Надо заменять.
– Понял, – сказал я. – А 36-й можно?
– 36-й можно.
Я тут же исправил: «Евгений Сазонов родился в 1936 году. Продолжение следует».
Веселовский прочёл и расхохотался.
– Это какое-такое «продолжение» будет в 37-м году?
– Не знаю. Ты сказал «можно» – я исправил.
– Ладно, – сказал Виктор, – попробую с 36-м. Авось не просекут.
– Но ты же просёк!
– Я другое дело. Важно, чтобы ОНИ не просекли.
Они опять не просекли.
Он любил жизнь во всех её проявлениях – иногда с таким безумным перебором, который ведёт грешника прямо в адову пропасть. Но даже и на этих раблезианских дорожках он не терял обаяния и мужского достоинства. Мы учились вместе на одном курсе в МГУ, на факультете журналистики, – alma mater приспособила нас к умению сдавать на пятёрки марксизм-ленинизм без всякой веры в коммунизм, но при этом ненавидеть лицемерие и не прощать подлость. Веселовский иногда казался циником, но это была его самозащита от реальности, настаивающей на фальши.
…Вот уж сколько времени прошло, как Виктора Васильевича, дорогого нашего Вити, Витьки, Веселовского, нет с нами. И какого времени!.. Бурный поток!
Шли годы. Смеркалось.
Продолжение следует.
Текст: Марк Розовский
Источник: Литературная газета