Илья Осколков-Ценципер: на смерть хипстера

Создатель Института «Стрелка» и журнала «Афиша» дал направление целому поколению. В прошлом году он основал компанию Tsentsiper и теперь проектирует сервисы «Почты России», развитие ВДНХ и бренд Воронежской области. Собака.ru записала монолог человека, чьи предсказания до сих пор сбывались, в котором он утверждает: вектор тяги ко всему «настоящему» сменится на прямо противоположный.

Илья Осколков-Ценципер. Москва. 2014. Фото: Юлия Рыженко. /wikimedia.org
Илья Осколков-Ценципер. Москва. 2014. Фото: Юлия Рыженко. /wikimedia.org

Мне всегда были интересны мода и воздух времени: коды, образы или метафоры, которые определяют эпоху. Сейчас очевидно закончилась одна эпоха и начинается следующая: в стране подошли к концу затянувшиеся «нулевые», и самое нелепое впечатление производят люди, оперирующие понятиями, которые были важны еще год назад, но сейчас уже кажутся совершенно неадекватными. Хороший пример — слово «урбанистика», которое полностью выгорело.

Если посмотреть на глобальные тренды, то поколение, которое принято называть хипстерским, стало взрослым и его эстетика явным образом отходит в прошлое. В случае с ним впервые за триста лет молодежная субкультура оказалась настолько консервативна и антиреволюционна. У хипстеров наблюдалось полное отсутствие интереса к экзотическому, ведь внешние по отношению к Европе культуры всегда были источниками новых идей. Для Байрона такой культурой была Греция, для Пушкина — цыгане, для«Битлз» — Рави Шанкар. Но мир, в котором выросло это поколение, оказался шатким и эфемерным, им стало страшно, что он развалится. Хипстер не хочет перемен, максимум — чуть-чуть улучшить реальность. Героем нашей эпохи стал дизайнер, который делает все немного удобнее и не создает великих вещей.

На фоне эфемерных технологий хипстеры цепляются за вещи, которые кажутся им реальными, поэтому еда настолько важна для них.

Это первое поколение, которое выросло внутри Интернета с компьютером в кармане. На фоне эфемерных технологий они цепляются за вещи, которые кажутся им реальными. Поэтому еда настолько важна для хипстера, который хочет, чтобы хотя бы то, что мы засовываем внутрь себя, было настоящим. Отсюда эта одержимость местной кухней: при ресторане есть огород, чтобы клиент знал, где курица жила, что ела и кто ее папа. Посмотрите, как выглядят фактуры последних пятнадцати лет: деревяшка должна быть не полированной, а поцарапанной и грубой. Мы хотим, чтобы наши вещи были тяжелыми, — стремимся ощущать в руке тяжелую вилку и понимать, что она настоящая. Отсюда же помешательство на крафте и хендмейде. Вот великий человек жарит тебе кофе каким-то несусветным способом, и у него одна кофейня, и он не хочет другую, потому что тогда он не сможет именно так жарить этот кофе. Это антиглобалистская история: у меня есть маленький кусок, я его возделываю, делаю это собственными руками, с любовью, тщательно. Такой кусок реальности, за который я держусь.

Интересно, что впервые за сто пятьдесят лет главным героем культуры становится мужчина. Прежде им были либо женщина, либо гомосексуалист, либо инопланетянин. Вся стилистическая энергия шла от них, потому что о женщине было ничего не понятно. Началось все с госпожи Бовари, Анны Карениной и Оскара Уайльда. Мужчины общество долгое время не интересовали, а теперь оказалось, что уже не очень ясно, кто такие мужчины. Так можно объяснить всю эту утрированную маскулинность в виде бород и стиля ламберджек: за немного смешным образом лесоруба стоит попытка реконструировать собственную мужскую идентичность.

За немного смешным образом лесоруба стоит попытка реконструировать собственную мужскую идентичность.

Зачастую говорят об антиконсюмеризме молодежи. Это не так, просто консюмеризм стал тоньше. Экономический кризис в Европе и Америке, совпавший с ростом экологического и урбанистического самосознания, привел к тому, что люди массово задумались, нужен ли им автомобиль. А не приятнее ли ездить на велосипеде? Конечно, за этим стоит мощная отрасль промышленности, так выражаются статусные символы: если вы приедете в офис «Яндекса» на чудовищном ироничном велосипеде без скоростей, ваш рейтинг будет выше, чем в случае явки туда же на BMW. А все потому, что вы будете производить впечатление человека, точно живущего в своем времени. Хотя велосипед — это просто новый вид игрушек. Точно так же на модный тренд здорового образа жизни работает целая промышленность, которая хочет продавать вам витамины, кроссовки, членство в клубах.

Сейчас наша компания Tsentsiper занимается проектированием сервисов «Почты России», и меня спрашивают, как мы намерены при помощи дружественного интерфейса поменять отношение клиента к этому бренду. Но что такое дружественный интерфейс? Это как дизайн, который должен быть удобным. Ну о’кей, а еще каким? Еда должна быть вкусной, вода — мокрой, интерфейс — дружественным. Он может рассказывать истории, создавать глобальные метафоры и нарративы мира, в котором мы живем. Например, интерфейс сервиса личных водителей Uber — это элегантная вещь, которая зачаровывает меня каждый раз, когда я ею пользуюсь. При этом их услуга мне не всегда нравится больше, чем GetTaxi или «Яндекс.Такси». Они не берут наличные, и кто-то подумает, что такой способ оплаты уменьшает количество клиентов. Зато это действительно создает эффект лимузина, а не такси: ты выходишь, хлопнув дверью и сказав спасибо, вместо того чтобы перед подъездом ждать, когда тебе отслюнявят сорок рублей сдачи. Блестящая идея! Ощущение магии, уколы тепла — вот мои требования к интерфейсу. Это и есть поэзия нынешнего времени.

Расстояние от вас до Ким Кардашьян равно нулю: анекдотическая фигура, не певица, не кинозвезда. В общем-то, она селебрити о чем? Да ни о чем.

Очень дешевыми стали механизмы создания славы. Девочка, которая раньше была популярна у себя в школе, теперь легко может стать инстаграм-селебрити с двумя миллионами подписчиков. Раньше нужно было, чтобы за тобой стояли деньги или какой-то бренд, а сегодня необходимо некоторое дарование, не более. Идолов больше нет, нет гениев и звезд, не может быть музыкантов, которые имели бы ауру полубогов, как в 1970-е вызывали мандраж группы Led Zeppelin или Queen. Расстояние от вас до Ким Кардашьян равно нулю: анекдотическая фигура, не певица, не кинозвезда. В общем-то, она селебрити о чем? Да ни о чем. То же самое происходит в политике: сравните Ангелу Меркель и Франсуа Олланда даже не с Черчиллем и Де Голлем, а с Тэтчер и Рейганом. Политики нынче измельчали, но кажется, что измельчали и все остальные. Не стали хуже — превратились из небожителей в просто талантливых селф-промоутеров.

Кардинально возросла скорость обращения идей. Сегодня музыкант придумал новый звук, а завтра у всех будет такой же, потому что сделать его ничего не стоит и все об этом узнали моментально. Сложнее быть другим, удерживать уникальную территорию, ведь мы все так легко похищаем друг у друга какие-то находки. Почему современность одержима архитекторами? Потому что их творения — это дорогие вещи, их мало. И сейчас мы наблюдаем последнее поколение этих титанов, гениев в классическом смысле. А на кого будут смотреть снизу вверх, как сейчас смотрят на Заху Хадид и Рема Колхаса, через сто лет, я не могу себе представить. Таким был Стивен Джобс — еще один пример титана, который в одиночку переделал целый мир. Мы больше не ждем такого друг от друга. Сегодня романтический герой не нужен никому, кроме крупных корпораций, — только им необходимо оставаться героическими брендами, чтобы сложнее было с ними конкурировать. Мы подключены к глобальному мозгу, который нами думает, нами пишет, разговаривает, поет. Это отличается от той ситуации, когда приходил Великий Русский Писатель и писал Великий Русский Роман, а увидеть следующего нам не светило еще полвека. И такого больше не будет: энциклопедия сегодняшней русской жизни — это архив «Фейсбука» или «Вконтакте». Но зато от нас останется больше, нежели от любой другой предшествующей эпохи.

Энциклопедия сегодняшней русской жизни — архив «Фейсбука» или «Вконтакте». Зато от нас останется больше, чем от любой другой предшествующей эпохи.

Я совершенно точно знаю, что будет дальше: будет все наоборот, так всегда случается. Следующая эпоха будет сильно взаимосвязана с наукой. Сейчас мы науки боимся, это хорошо видно по отношению к генетически модифицированным продуктам. Но это позиция трусливая и эгоистичная, потому что людей на планете становится все больше и накормить мы их не сможем, если они не согласятся на ГМО. Однако Европа по большей части отказывается это признать, даже не хочет думать об этом. Наука превратилась в страшную магию: люди не понимают, что такое делают ученые, но на всякий случай боятся этого. Эпоха, которая заканчивается,— это эпоха страха, перед наукой в том числе. Сейчас мы читаем, как за что-то дали Нобелевскую премию, и даже не знаем, что такая наука существует. Первый перелом, который произойдет: нам придется следить за наукой, она станет модной. Сегодня это видно по таким интернет-проектам, как «ПостНаука» и «Арзамас». Все поменяется радикально на базовом уровне, и достаточно быстро: повар будущего скрестит помидор и голубя — он создаст новые продукты не в тарелке, а в лаборатории. После всего утрированно настоящего неизбежно наступит эпоха экспериментов с виртуальной реальностью, которая от реальности ничем не отличается. Через десять лет человек, глядящий на вас, будет знать о вас все, потому что это будет написано у вас в глазу. Вы такое уже видели в кино, это же не придумано просто так. Мы на грани превращения в новый биологический вид. Если человека будущего отправить на тысячу лет назад, то он не сможет выжить из-за отсутствия Wi-Fi.

Текст: Наталья Наговицына
Источник: sobaka.ru