Матерящийся классик

Сегодня исполняется 75 лет самому значительному русскому писателю второй половины XX века Венедикту Васильевичу Ерофееву (подробнее об этом см. на стр. 1 сегодняшнего выпуска «НГ-EL»). Матерящийся классик – большая проблема для школьной, да и вузовской программы. Особенно если он матерится в своем главном, шедевральном произведении. «Москва – Петушки» (1970) – первое и самое ценное произведение русского постмодернизма, вообще лучшее из того, что дала русская литература миру, скажем, в 1960–1980-е, – и как его не изучать? Его ничем не заменишь, и, незаменимое, отсутствующее в программе по русской литературе, оно зияет там тако-о-ой дырой, что в нее проваливаются и Айтматов, и Быков, и Распутин, и даже Бродский с Солженицыным. Не они, ох, не они по-настоящему народные. И при этом стопроцентно культурные, то есть погруженные во всю мировую культуру разом – по шею, глубже, с головой.
А голова у Венички, героя поэмы, забита всяким советским клише, лозунгами и передовицами, классиками марксизма-ленинизма, просто русскими классиками – всем, чем его, весь советский народ, забивали много-много лет. И все это варится, варится и проходит через душу (русскую душу), как перегонный аппарат, дистиллируется – и вот на выходе чистейший продукт: энциклопедия русской жизни позднесоветской эпохи, поэма о любви, самое грустно-веселое, самое отчаянное произведение русской литературы.
Мат – часть русской жизни? Еще и какая! Так вы хотите, чтобы писатель скрывал, утаивал ее, врал словом – в угоду чему, учебникам и хрестоматиям?
Думал ли Венедикт Ерофеев, что сам станет классиком, думал ли о том, как сложно с ним будет учителям, как они будут краснеть, умирая от стыда (ибо учитель – это тот, кто учит и учится умирать от стыда), изучая со школьниками его поэму? Инквизитор.
Да к черту. Перевернем все с головы на ноги. В том, как отомстилось учителям – а также вузам, из которых он изгонялся и на которых висят теперь таблички, что он там учился, всем, кто считал его опустившимся алкашом, отбросом и только, а сейчас идет мимо памятников ему и его героям, – виноваты они сами. Учителям – тем аукнулось за то, что они сделали с литературой, живой и веселой вещью, которая, когда к ней применяют понятие морали, теряет жизнь и веселость, сдувается и на глазах скучнеет.
Включить «Москву – Петушки» в школьную программу, кроме того, очень хороший прецедент. Как ни крути, а он затребует традицию и контекст. Станет ключом, открывающим литературу – всю. Всего Пушкина, всего Лермонтова, Баркова, кучу уже наших современников, которые там были давно, но которых там как бы не было. И тогда все станет настоящим, другим, и Пушкин другим, и Лермонтов.
Вся литература станет необратимо другой. И дело, понятно, не в мате, а в ней – русской душе. Вы, конечно, помните, о чем «Соловьиный сад» Александра Блока, а вдруг нет, напомню: «Там в центре поэмы, если, конечно, отбросить в сторону все эти благоуханные плеча и неозаренные туманы и розовые башни в дымных ризах, там в центре поэмы лирический персонаж, уволенный с работы за пьянку, б…дки и прогулы».
Текст: Андрей Краснящих
Источник: НГ Ex Libris

Как Венедикт Ерофеев отомстил учителям и вузам

24 октября исполнилось 75 лет самому значительному русскому писателю второй половины XX века Венедикту Васильевичу Ерофееву.

Венедикт Ерофеев, calend.ru
Венедикт Ерофеев, calend.ru

Матерящийся классик – большая проблема для школьной, да и вузовской программы. Особенно если он матерится в своем главном, шедевральном произведении. «Москва – Петушки» (1970) – первое и самое ценное произведение русского постмодернизма, вообще лучшее из того, что дала русская литература миру, скажем, в 1960–1980-е, – и как его не изучать? Его ничем не заменишь, и, незаменимое, отсутствующее в программе по русской литературе, оно зияет там тако-о-ой дырой, что в нее проваливаются и Айтматов, и Быков, и Распутин, и даже Бродский с Солженицыным. Не они, ох, не они по-настоящему народные. И при этом стопроцентно культурные, то есть погруженные во всю мировую культуру разом – по шею, глубже, с головой.

А голова у Венички, героя поэмы, забита всяким советским клише, лозунгами и передовицами, классиками марксизма-ленинизма, просто русскими классиками – всем, чем его, весь советский народ, забивали много-много лет. И все это варится, варится и проходит через душу (русскую душу), как перегонный аппарат, дистиллируется – и вот на выходе чистейший продукт: энциклопедия русской жизни позднесоветской эпохи, поэма о любви, самое грустно-веселое, самое отчаянное произведение русской литературы.

Мат – часть русской жизни? Еще и какая! Так вы хотите, чтобы писатель скрывал, утаивал ее, врал словом – в угоду чему, учебникам и хрестоматиям?

Думал ли Венедикт Ерофеев, что сам станет классиком, думал ли о том, как сложно с ним будет учителям, как они будут краснеть, умирая от стыда (ибо учитель – это тот, кто учит и учится умирать от стыда), изучая со школьниками его поэму? Инквизитор.

Да к черту. Перевернем все с головы на ноги. В том, как отомстилось учителям – а также вузам, из которых он изгонялся и на которых висят теперь таблички, что он там учился, всем, кто считал его опустившимся алкашом, отбросом и только, а сейчас идет мимо памятников ему и его героям, – виноваты они сами. Учителям – тем аукнулось за то, что они сделали с литературой, живой и веселой вещью, которая, когда к ней применяют понятие морали, теряет жизнь и веселость, сдувается и на глазах скучнеет.

Включить «Москву – Петушки» в школьную программу, кроме того, очень хороший прецедент. Как ни крути, а он затребует традицию и контекст. Станет ключом, открывающим литературу – всю. Всего Пушкина, всего Лермонтова, Баркова, кучу уже наших современников, которые там были давно, но которых там как бы не было. И тогда все станет настоящим, другим, и Пушкин другим, и Лермонтов.

Вся литература станет необратимо другой. И дело, понятно, не в мате, а в ней – русской душе. Вы, конечно, помните, о чем «Соловьиный сад» Александра Блока, а вдруг нет, напомню: «Там в центре поэмы, если, конечно, отбросить в сторону все эти благоуханные плеча и неозаренные туманы и розовые башни в дымных ризах, там в центре поэмы лирический персонаж, уволенный с работы за пьянку, б…дки и прогулы».

Текст: Андрей Краснящих

Источник: НГ Ex Libris

СПРАВКА:

Венеди́кт Васи́льевич Ерофе́ев (24 октября 1938, Нива-2, Мурманская область — 11 мая 1990, Москва) — русский писатель, автор поэмы «Москва — Петушки».

Венедикт Ерофеев родился в пригороде Кандалакши в посёлке гидростроителей Нива-2, однако в официальных документах местом рождения была записана станция Чупа Лоухского района Карельской АССР, где в то время жила семья. Был шестым ребёнком в семье. Отец — Василий Васильевич Ерофеев (ум. 1956), начальник железнодорожной станции, репрессированный и отбывавший лагерный срок в 1945—1951 за антисоветскую пропаганду. Мать — домохозяйка Анна Андреевна Ерофеева (ум. 1972), урождённая Гущина.

Детство Веничка провёл по большей части в детском доме в Кировске на Кольском полуострове.

Окончил школу с золотой медалью. Учился на филологическом факультете МГУ (1955—1957), в Орехово-Зуевском (1959—1960), Владимирском (1961—1962) и Коломенском (1962—1963) педагогических институтах, но отовсюду был отчислен. Долгое время жил без прописки, был разнорабочим (Москва, 1957), грузчиком (Славянск, 1958—1959), бурильщиком в геологической партии (Украина, 1959), сторожем в вытрезвителе (1960, Орехово-Зуево), снова грузчиком (Владимир, 1961), рабочим ЖКХ стройтреста (Владимир, 1962), монтажником кабельных линий связи в различных городах СССР (1963—1973), лаборантом паразитологической экспедиции ВНИИДиС по борьбе с окрылённым кровососущим гнусом (Средняя Азия, 1974), редактором и корректором студенческих рефератов в МГУ (1975), сезонным рабочим в аэрологической экспедиции (Кольский полуостров, 1976), стрелком ВОХР (Москва, 1977). В 1976-м женитьба дала ему возможность прописаться в столице.

Смолоду Венедикт отличался незаурядной эрудицией и любовью к литературному слову. Ещё в 17-летнем возрасте он начал писать «Записки психопата» (долгое время считались утерянными, впервые опубликованы в 1995 году). В 1970 году Ерофеев закончил поэму в прозе «Москва — Петушки». Она была опубликована в иерусалимском журнале «АМИ» в 1973 году тиражом триста экземпляров. В СССР поэма впервые напечатана в журнале «Трезвость и культура» (№ 12 за 1988 г., № 1—3 за 1989 г., все матерные слова в публикации заменены отточиями); в нецензурированном виде впервые вышла в альманахе «Весть» в 1989 году. В этом и других своих произведениях Ерофеев тяготеет к традициям сюрреализма и литературной буффонады.

Помимо «Записок психопата» и «Москвы — Петушков», Ерофеев написал пьесу «Вальпургиева ночь, или Шаги командора», эссе о Василии Розанове для журнала «Вече» (опубликовано под заглавием «Василий Розанов глазами эксцентрика»), неподдающуюся жанровой классификации «Благую Весть», а также подборку цитат из Ленина «Моя маленькая лениниана». Пьеса «Диссиденты, или Фанни Каплан» осталась неоконченной. После смерти писателя частично изданы его записные книжки. В 1992 году журнал «Театр» опубликовал письма Ерофеева к сестре Тамаре Гущиной.

По словам Ерофеева, в 1972 году он написал роман «Шостакович», который у него украли в электричке, вместе с авоськой, где лежали две бутылки бормотухи. В 1994 году Слава Лён объявил, что рукопись всё это время лежала у него и он вскоре её опубликует. Однако опубликован был лишь небольшой фрагмент, который большинство литературоведов считает фальшивкой. (По мнению друга Ерофеева, филолога Владимира Муравьёва, сама история с романом была вымышлена Ерофеевым, большим любителем мистификаций. Эту точку зрения разделяет сын писателя.)

В 1987 году Венедикт Ерофеев принял крещение в Католической церкви в единственном в то время действующем в Москве католическом храме св. Людовика Французского. Его крёстным отцом стал Владимир Муравьёв.

С 1985 года Ерофеев страдал раком горла. После операции мог говорить лишь при помощи голосообразующего аппарата. Скончался в 7.45 11 мая 1990 года в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.