В издательстве «НЛО» вышла книга «Милош и Бродский: магнитное поле» Ирены Грудзинской-Гросс
Ирена Грудзинская-Гросс. Милош и Бродский: магнитное поле. М.: Новое литературное обозрение, 2013.
Томас Венцлова, написавший в предисловии, что эта книга польской исследовательницы, проживающей в США, напоминает Плутарха, прав: это двойная биография двух поэтов, Бродского и Милоша, в жизни которых было много общего.
Классическая литературоведческая биография с обильным цитированием подведомственных авторов (интервью и стихи), основанная на анализе жизненных фактов (творчество вторично). Нормальный такой сравнительно-биографический метод. Классика.
Диссидентство (политическое и эстетическое). Эмиграция в Штаты и жизнь на чужбине. Нобелевская премия. Тесный круг «профессиональных дружб». Отношения с предшественниками и родственниками. Последнее, впрочем, относится к примерам разницы в подходах: Бродский, выросший в условиях советского агитпропа, был как бы лишён исторической правды и предков.
Именно оттого и считая себя продолжателем поэтов, перечисленных им в Нобелевской речи (Цветаева, Оден, Ахматова, Фрост, Мандельштам), поскольку его родители предпочитали молчать о своих реальных предшественниках.
Иное дело Милош, укорененный в родной истории и в родном языке, помогавший с переводами собственных опусов на английский, но не пытавшийся на нём писать что-то оригинальное. В отличие от Бродского.
Другой точкой расхождения двух поэтов Грудзинская-Гросс называет символический потенциал их смертей: погружение тела Милоша в родную землю и двойные похороны Бродского в Нью-Йорке и в Венеции, обставленные как уход подлинного космополита.
Другие важные точки, вокруг которых Грудзинская-Гросс организует свою немного старомодную книгу, это «дружба и молодость», «дружба и поэзия», а так же «женщины и музы». Три последних главы посвящены «общественно-политическим вопросам» творчества Милоша и Бродского, а так же их жизни в Америке.
Отдельная глава рассказывает об отношении Бродского к Польше и «польскому вопросу», что вполне естественно в контексте коренных интересов исследовательницы. Которая, разумеется, больше понимает в Чеслове Милоше, чем в Иосифе Бродском. Это видно и по подаче материала и по расставленным в книге акцентам.
Весьма, впрочем, ненавязчивым.
Впрочем, есть и существенные. Скажем, «ангельскому хору», как называла четвёрку своих младших собратьев Анна Ахматова (Бродский, Рейн, Бобышев, Найман), Ирена Грудзинская-Гросс противопоставляет гораздо более эффектный и выигрышный квартет нобелевских лауреатов – Чеслова Милоша, Иосифа Бродского, Дерека Уолкотта и недавно умершего Шеймаса Хини. Им она отчётливо симпатизирует, во-первых, из-за громкого статуса, во-вторых, все они, так или иначе, связаны с английским языком более успешной и могущественной Империи.
Субъективность возникает если начинаешь присматриваться к формулировкам. Так, основными мотивами лирики Бродского Ирена называет «изгнание и одиночество, братство поэтов, ужас империи», а стиль его характеризует как «нетерпеливую погоню за постоянно ускользающим смыслом. У него поэтический ход мышления, повествование всегда непредсказуемо…»
Этот интеллектуальный наскок она называет ещё и «болезнью спешки»: «В 1994 году в Швеции на приёме у кардиолога Бродский признался, что чувствует себя как раненный зверь, который просто пытается выжить. Он ждал смерти в любую минуту; выходя из гостиницы, всегда приводил в порядок бумаги. Психолог, беседовавший с ним тогда, назвал это «болезнью спешки».
И тут же Грудзинская-Гросс характеризует манеру Милоша: «Ведь Милош, хотя и проводил в трудах все свои дни, говорил как человек, у которого есть время. Бродский же со временем сражался. Ему не помогала ни религия, ни история…»
Но нам-то, разумеется, интереснее про «нашего». Именно поэтому, кстати, «Магнитное поле» интересно сравнить с другой недавней биографией Иосифа Бродского, написанного Львом Лосевым.
Два филолога прочитали и раскрыли жизнь последнего Великого Поэта совершенно по-разному. Как если речь идёт о двух разных людях.
И дело здесь не столько в «польском уклоне» книги Ирены Грудзинской-Гросс, сколько в универсальности биографии, причём не только самого выдающегося гения, но и самого заурядного графомана, из которой каждый извлекает собственные отражения.
Текст: Дмитрий Бавильский
Источник: Частный корреспондент