Колхоз он и есть колхоз, даже в литературе: бедненько и не очень чистенько.
Большие пожары. Роман 25 писателей. М.: Книжный клуб 36,6, 2009.
В 1926 году «журналист номер один» СССР Михаил Кольцов в качестве главреда «Огонька» предпринял попытку заменить единоличный труд колхозным: предложил двадцати пяти советским писателям сочинить по принципу буриме авантюрный роман, призванный читателя увлечь, развлечь, утешить, а изданию повысить тиражи.
25 советских писателей засучили рукава, дело пошло, и в течение 1927 года «Большие пожары» с продолжением печатались в «Огоньке». В 2009 году роман был восстановлен в виде книги с оранжевой, как большой пожар, обложкой.
ТеТеТСведений о том, повлияла ли публикация «Больших пожаров» на огоньковский рейтинг, не сохранилось, а вот с развлечением получилось не очень. Завязку придумал Александр Грин: таинственная атмосфера, фактурные герои, бабочки какие-то, саспенс, была намечена и парочка выигрышных сюжетных ходов. То есть бери, товарищ писатель, вытаскивай любую ниточку и превращай её в нить Ариадны, веди товарища читателя через невзгоды, приключения и тернии к звезде, к взрывной кульминации и роскошному всё объясняющему финалу на 453-й странице! Но ниточки путаются, рвутся, убегают в разные стороны, история, начинавшаяся как динамичный детектив, вязнет и буксует, как застрявшая в грязи машина: треску и выхлопа много, а движения никакого. Собственно, это очевидная вещь: не может получиться равноправной игры при участии таких разных игроков. Потому что Бабель, яркий и экзотичный, как злокозненная бабочка, предвестник беды, про что бы он ни писал, остаётся Бабелем, а писатель Никифоров — именно что Никифоровым.
Детектива в жанровом значении термина, конечно, не получилось, но детективная интрига осталась, и держат её вовсе не заявленные вначале таинственные пожары в меняющемся от автора к автору пространстве романа. Каждый участник литколхоза, в соответствии с велением времени, вносил в повествование необходимые, с его точки зрения, компоненты: кто-то не мог обойтись без рабочего элемента, и роман обрастал ненужными ему сознательными и не очень рабочими, кто-то считал своим святым долгом пнуть нэпмана, кому-то было необходимо подбавить идеологии и определяющей роли ВКП(б).
Самое, пожалуй, сильное впечатление от романа: никто из коллективного разума не взял на себя ответственность и не стал поворачивать вышедший из берегов сюжет в предназначенное ему разумное русло. Аналогия с Вавилонской башней напрашивается сама собой: 25 советских писателей, собранные по алеаторическому принципу, то есть представляющие вполне репрезентативную выборку, и не помышляли о строительстве. Более того, каждый, как мог, оттягивал тот прекрасный момент, когда все нити должны соединиться в единую сеть, которая погубит злодея. Каждый — в силу своего таланта и представления о прекрасном — лишь привинчивал собственную финтифлюшку на отсутствующий каркас.
И вместо истории о таинственных бабочках и красавицах, роковых страстях, поджогах и поджигателях современного читателя, увидевшего роман не в виде разрозненных глав, а, так сказать, весь и сразу, ждёт не менее увлекательный и поучительный рассказ об ушедшем, хотелось бы думать, навсегда времени.
Текст: Ирина Головинская
Источник: Частный корреспондент