22 ноября Виктору Пелевину исполнилось 50 лет
Это только кажется, что Пелевин невидим. У многих есть воспоминания о встречах с ним.
В жизни происходит много событий, но, оглядываясь назад, понимаешь, насколько мы все время ходим по кругу. А вернее, по спирали. И если какая-либо тема появилась всего лишь намеком, то спустя годы у нее есть шанс стать воспоминанием и одновременно надеждой на будущее.
Увлекаясь в школе китайской книгой «Путешествие на Запад», разве я могла предположить, что отправлюсь на родину фолианта и что, читая книгу Пелевина «Чапаев и Пустота», внутренне споря с ним, буду спорить вживую, а вот сейчас писать этот текст. И что эти две разные книги переплетутся в одну историю.
Китай. Он появился в моей жизни красивым веером вместо погремушки. Потом перепечаткой «Книги перемен», и хотя я тогда уже умела читать и ходила в первый класс, больше завораживало подбрасывание монеток, а не до странного сосания под ложечкой, магия необъяснимого текста. Дальше – больше.
Цепь событий и намеков совершенно неожиданно привела в модный тогда, да и сейчас, но по-другому, Клуб Чайной Культуры (КЧК). В то время он был единственный в Москве, занимал несколько комнат на первом этаже старого здания в саду Эрмитаж. За плечами был театральный институт, восемь лет работы в театре и желание найти временную подработку, пока я соберусь с мыслями.
Там-то и произошла встреча с Пелевиным. Самый конец 90-х был удивительным временем. Пространство Москвы позволяло лепить из себя все что угодно, была бы только смелость, решительность и немножко обаятельного мошенничества, основанного на знании предмета, людей и веры в собственную удачливость.
Поэтому и возник КЧК сначала как место, где всем его создателям и хорошо, и денег можно заработать, а потом как идеология чайной культуры и уж совсем потом – модное и влиятельное место.
И действительно, слава чайного клуба распространялась быстро. Вскоре, чтобы попасть туда, нужно было заранее записываться, время посещения было ограничено. Налет загадочности витал в воздухе, китайские символы манили и затягивали, полумрак и пение канареек расслабляло, вкусный и тогда еще недорогой чай обволакивал изнутри, истина была где-то рядом.
«Клуб представлял собой лабиринт закопченных благовониями темных комнаток с такими низкими дверями, что приходилось передвигаться скрючившись, в постоянном полупоклоне то ли комитету госбезопасности, то ли небесным наставникам из даосского пантеона, и эта процедура смиряла и исцеляла разуверившуюся в святынях душу» – напишет потом Пелевин о клубе в «Диалектике переходного периода».
Если набрать в поисковике имя одного из основателей – Бронислав Виногродский, Яндекс на самом верху напишет: «самый известный и популярный китаист в этой стране».
Но тогда это был просто харизматичный, неоднозначный человек, слава про которого быстро разлетелась по Москве, и на огонек к нему стали стекаться другие неоднозначные личности.
Худой, с острым взглядом, в странной одежде, имеющий много детей (на данный момент восемь) от разных женщин, с большими амбициями и, что немаловажно, личными возможностями.
«Внешне Простислав напоминал Кощея Бессмертного, переживающего кризис среднего возраста. Все в нем выдавало осведомителя ФСБ – восемь триграмм на засаленной шапочке, нефритовый дракон на впалой груди, расшитые фениксами штаны из синего шелка и три шара из дымчатого хрусталя, которые он с удивительной ловкостью крутил на ладони таким образом, что они катались по кругу, совсем не касаясь друг друга. Когда он взял в руки гитару и, отводя глаза, запел казацкую песню «Ой не вечер», Степа укрепился в своем подозрении. А когда Простислав предложил принять ЛСД, отпали последние сомнения» – опишет Пелевин Бронислава в той же книге.
Но все это потом, а тогда, в начале 2000-х, к Брониславу тянулись. Притянулся и Пелевин. Ожидая, когда освободится Бронислав, он пил чай в отдельных апартаментах, или, как они назывались в клубе, – в «церемониальной». Будучи уже мастером чайных церемоний, мне довелось несколько раз провести ритуал для Пелевина.
Не снимая черных очков даже в полутемном помещении, Пелевин был молчалив и строг. Но если его что-то цепляло в рассказе, в основном незнакомое и о традициях Китая, а вернее, моих трактовок, так как просто традиции были ему неинтересны, он включался в беседу с азартом подростка.
Его интересовала метаморфоза преломления и адаптации классических знаний в одной отдельно взятой голове. Сравнивая их со своими, он пытался найти общий путь, а возможно, точные формулировки для будущей книги, пока лишь пробуя их привкус и вслушиваясь в эхо.
Но если разговор переходил на простую действительность, тут же отключался от разговора, как будто в нем гасили свет.
Чай да рассказы, конечно, не весь Китай. Возникла мысль о путешествии и собралась неплохая команда – Бронислав, Бугаев (Африка), Пелевин, Сундуковы.
Бронислав еще тот «волшебник», Китай у него свой, магический, его он и проецирует, оставляя неизгладимый след. Ведь даже совсем новая книга Пелевина «П5» не содержит переосмысленных китайских легенд, но обложку украшают классическое няньхуа – золотой мальчик и нефритовая девочка, желающие счастья и благополучия.
Путешествие тогда вышло отменным – горы, монастыри, даже китайская тюрьма, куда вся компания попала за то, что случайно забрела на секретную базу.
А потом Пелевин стал писать «Диалектику переходного периода». Первые наметки новой книги мне дал почитать художник Х. на своей мансарде около Чистых прудов.
Мы приехали к нему под вечер, после посещения выставки самоцветов, где был приобретен большой нефритовый шар диаметром около 22 см. (почему я это помню?), немного камушков и коралловое колечко, понравившееся так, что даже не отторгало своей ненужностью и простотой.
Нас встречал знаменитый в свое время московский концептуалист Сергей А., один из создателей пафосной, но очень концептуальной где-то в середине 80-х арт-команды «Медгермевтика».
Пройдя с Брониславом весьма строгую охрану (без известного концептуалиста нас бы не пустили), поднялись на последний этаж, а потом чердаками, пригибаясь в узких и низких проходах, вышли-таки в это таинственное логово художника Х.
Там готовилась новая эпохальная акция. Известные писатели, артисты, художники и прочие асоциальные элементы в стиле китайской каллиграфии, китайскими же кистями и тушью на рисовой бумаге выражали свое мгновенное, как и положено быть китайской живописи, отношение к грядущему китайскому Новому году.
Выставка потом состоялась в Клубе на Брестской, ныне уже закрытом. Это была самая забавная выставка в моей жизни, и не потому, что я в ней принимала участие, а потому, что на ней не было ни одной картины.
Утром того дня художник Х. разругался с устроителями и не привез картины, а всем остальным об этом не сказал.
Тем не менее празднование китайского Нового года и открытие выставки решили не отменять. Мы били в бубны, рассматривая недоуменные лица зрителей, и встречали новую жизнь, где слово «Китай» уже отпечаталось в сердцах москвичей и отдельных писателей, хотя они об этом еще не знали.
Я и сама тогда не знала, что спустя несколько лет вдруг уеду в Поднебесную и буду бродить там более года, изучая язык и страну.
Так были прочитаны страницы из книги Пелевина «ДПП», до того как книга увидела свет. По дружбе. А спустя почти восемь лет я прочла страницы новой книги «П5» на Можайском полиграфкомбинате. По службе.
Но почему-то ощущение, что ничего не меняется, ничего принципиально нового не происходит, лишь движение по странному кругу. Спирали в тысячу ли.
От редакции. Если у вас есть свои собственные воспоминания о встречах с Виктором Пелевиным, присылайте их в редакцию. Обязательно опубликуем, ведь «частные корреспонденты» – наша целевая аудитория не только в смысле чтения.
Текст: Юлия Бурмистрова
Источник: Частный корреспондент