Наоми Вульф «В мужской культуре женщины – всего лишь «красавицы», чтобы культура могла оставаться мужской»

Продолжаем знакомить с книгой американской писательницы о том, как формируются и используются нормативные рамки «красоты» в современном американском обществе

Женские журналы, по определению Наоми Вульф, служат «писанием» новой религии – Церкви Красоты, сменившей стремительно лишающиеся влияния традиционные церкви в качестве идеологического и морального ориентира для женщин, и парадоксально священной для мужчин.

Культура

В этой главе «Мифа о красоте» Наоми Вульф анализирует западную культуру и то, каким образом женщины (особенно женщины среднего класса) в ней оказываются так зависимы от ролевых моделей, которые им предлагает глянец и телеэкран, и так сильно подвержены воздействию мифа. Она цитирует Джона Бергера: «Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают за тем, как на них самих смотрят. Это определяет не только отношение мужчин к женщинам, но и отношение женщин к ним самим».

В мужской культуре женщины – всего лишь «красавицы», чтобы культура могла оставаться мужской. Когда женщины в культуре проявляют характер, они не желанны, в отличие от желанной безыскусной инженю. Красивая героиня — это оксюморон, потому что героизм – это индивидуальность, интересная и постоянно меняющаяся, а «красота» одинаковая для всех, скучная и неизменная.

В мужской культуре женщина бывает либо красивой, но глупой, либо умной, но некрасивой – ей не позволено иметь и ум, и тело. Вульф перечисляет многочисленные литературные примеры пар женщин, из которых одна умна, а другая красива, и неизменно одна выигрывает, а другая проигрывает мифу о красоте. Зато в женской литературе при столкновении красоты и души выигрывает душа – женская проза порождает многочисленные сопоставления бессердечных пустых красавиц и незаметных на первый взгляд, но умных и тонких женщин, за которыми в итоге оказывается моральная победа в истории. Тем не менее, мужская культура не оставляет женщинам места героинь в своих сюжетах, по крайней мере, не на тех же правах, что и мужчинам. Герои-мужчины своим умом и душой, своей дерзостью и смелостью двигают события; они становятся героями, потому что они выделяются среди других мужчин. Женщины существуют в сюжетах благодаря своей красоте; события с ними случаются из-за их красоты, а их активные действия порицаются и наказываются действующими в сюжете силами. [Читающая книги] девочка узнает, что истории случаются с «красивыми» женщинами, даже если они неинтересные. Но никакие истории, интересные или нет, не случаются с женщинами, которые не «красивы».

Значительную часть главы Вульф посвящает женским журналам, опровергая насмешливое отношение к ним, бытующее в мужской культуре. Женские журналы, пишет она, представляют собой женскую массовую культуру. «Общая» массовая культура склоняется к мужскому взгляду, мужской точке зрения, и это видно по тому, каким темам она отдает приоритет и как их освещает; «суперкубок занимает первую страницу, а изменения в законодательстве о детских садах – один абзац на внутренних страницах». Мужские вопросы освещаются на «общих» страницах, в общих передачах, в прайм-тайм, а женские – на «женских» страницах и в «женское» время, днем, для домохозяек. Женские журналы, по наблюдениям Вульф, являются одновременно женским пространством и их окном в массовую культуру со своей точки зрения, и к тому же предоставляют возможность диалога между женщинами посредством «писем в редакцию».

Согласно анализу Вульф, женские журналы, несмотря на пропаганду «мифа о красоте», а до него – «загадки женственности», «популяризировали феминистские идеи больше, чем любые другие материалы, и точно больше, чем откровенно феминистские журналы». Она описывает острые женские темы, которые поднимались в глянце, от доступа к абортам и контрацепции до – как ни странно — позитивного отношения к собственному телу. В то же время они являются увеличительным стеклом конфликта между реальными женскими потребностями и стремлениями и «красотой», которой женщины платят за возможность и право их реализовывать.

Женские журналы заменяют женщине советчицу, наставницу, ролевую модель, которой ей так остро не хватает в обществе. Реальные женщины-ролевые модели видны редко, и большинство из тех, кого предлагает массовая культура – это «профессиональные красавицы». Матери и старшие знакомые проигрывают тем, что они стареют – недопустимый грех в обществе «мифа о красоте». Миф же заставляет женщину считать других женщин конкурентками, видеть в них врага еще прежде, чем они заговорят. В то же время женские журналы предлагают не только знания, но и доверительный, интимный тон, как будто внушающий уверенность в себе, гордость за себя, дающий силы двигаться дальше. Они создают ощущение клуба, круга близких подруг, объединяющихся для того, чтобы помочь друг другу.

Однако, одной рукой поддерживая, другой эти ласковые подруги-наставницы отравляют свои дары. Журналы подрывают уверенность женщин в себе, сопоставляя их с «образцами» красоты и неизменно находя недостатки, и диктуют им «правила» указующим тоном, который трудно представить в мужских журналах, пользуясь тем, что женщины еще недавно были вынуждены подчиняться во всем указаниям извне.

Рост и развитие женских журналов исторически сопровождали рост и развитие женского движения – и «мифа о красоте», который был и остается инструментом его сдерживания. Женские журналы чувствительно реагировали на положение женщин; например, викторианские журналы были полностью посвящены интересам женщин, запертых дома, но с началом Первой Мировой они развили социальную осознанность, соответствующую женщинам, которые стали активно участвовать в работе, связанной с военными действиями. Аналогичная ситуация наблюдалась и в сороковые. В то же время журналы с их рекламодателями стремились уравновесить женскую активность уговорами «сохранять женственность и красоту» даже на мужской работе. Вышедшие на рынок труда женщины обретали ощущение компетентности, уверенность в себе, автономность и финансовую независимость, но статьи и реклама в журналах напоминали им о необходимости сохранять Женские Качества. А после окончания войн, когда вернувшимся с фронта мужчинам потребовались рабочие места, журналы принялись сладко петь о домашнем уюте как должном месте и призвании женщины, вопреки тому, что больше половины женщин поначалу не стремились возвращаться в дом, их вполне устраивали освоенные за время войн рабочие места и публичная сфера деятельности. Вульф подчеркивает, что хотя многие исследователи отмечают, что женские журналы отражают исторические изменения, мало кто рассматривает то, как они их определяют, предлагая женщинам те социальные роли, в которых они лучше служат интересам рекламодателей.

Пересказывая посвященную женским журналам и рекламе в них главу из «Загадки Женственности» Бетти Фридан, Наоми Вульф приводит примеры того, как в пятидесятых изменилось распределение влияния на содержимое журнала между редакцией и рекламодателями, и журналы начали еще активнее работать на рекламодателей, создавая у женщин ощущение неидеальности, недостаточной компетентности как домохозяйки (высшая задача женщины), от которого можно было избавиться с помощью того или иного продукта – бытовой химии, электроники, посуды, мебели… Теперь журналы практически в тех же терминах и теми же методами навязывают ощущение неидеальности женщины как красавицы – ее новая высшая задача. Как раньше главной задачей женщины-домохозяйки было покупать товары для дома, так теперь главная задача женщины-красавицы – покупать товары для красоты, а для этого нужно поддерживать ее в состоянии постоянной неуверенности, стремления к недостижимой «красоте».

«Перенос вины», культивируемый женскими журналами, Вульф связывает с распространенной реакцией на феминисток, которых всегда старались представить «некрасивыми», не интересующими мужчин и потому злыми на них женщинами, тем самым одновременно обесценивая их критику мужской культуры и вызывая у женщин страх перед ярлыком «феминистки». В то же время красивая женщина, как считает мужская культура, не может быть умной; следовательно, слова любой женщины не имеют значения – она либо красива и, значит, глупа и говорит бессмыслицу, либо некрасива, а значит, неуспешна как женщина и обозлена. Журналы играют и на этом, проводя границу между интересами «настоящей женщины» и «неженственной» активной борьбой за еще недостигнутые права и свободы.

Журналы представляют собой посредника между производителями товаров и женщинами, которые их покупают, и финансируются за счет производителей-рекламодателей. Именно они контролируют содержимое женских журналов, наполняя его статьями, которые нужны по большей части для того, чтобы создать видимость нужности товаров. Вульф приводит цифры, свидетельствующие о том, что все больше содержания женских журналов принадлежит рекламодателям и диктуется ими, и цитаты редакторов, иллюстрирующие, как редакция регулярно оказывается бессильна перед их требованиями. Чем больше люди привыкают игнорировать рекламные послания, тем более навязчивыми и всепроникающими они становятся.

Рекламодатели определяют не только то, что должно публиковаться в женских журналах, но и то, чего там не должно быть. Заключая контракты, они оговаривают, какие темы и как не должны освещаться; они могут отозвать свою рекламу – и свои деньги – если журнал поднимает «неудобные» для них темы. Вульф приводит примеры того, как журналы лишались рекламодателей и их финансирования за то, что публиковали недостаточно накрашенных женщин, или хвалили красоту естественных седых волос, или демонстрировали на обложке вместо моделей женщин, отличавшихся достижениями, но не «красотой». Рекламодателям нужно, чтобы читатели считали плохими видимый возраст, или «лишний» вес, или лицо без косметики, потому что на их ненависти к своему телу держится многомиллионная индустрия.

Есть в журналах и более прямолинейная цензура: они не могут публиковать всю правду о продукции своих рекламодателей. Они публикуют только хвалебные отзывы, только данные, подтверждающие действенность продукта, но не критику и не факты о побочных эффектах. Об этом Вульф будет еще говорить в следующей главе, «Религия», а пока она переходит к теме ретуши, в наши дни превратившейся в фотошоп – еще одной форме журнальной цензуры.

Женщины в возрасте либо не появляются на страницах журналов, либо ретушируются так, чтобы выглядеть моложе. Ни один снимок женщины не обходится без ретуши, которая делает ее «красивее» — то есть ближе к безликой Железной Деве мифа и дальше от себя самой как уникальной индивидуальности. «Теперь читатели не представляют, как выглядит в печати настоящее лицо шестидесятилетней женщины, потому что его перерисовали и оно выглядит на сорок пять. Хуже того, шестидесятилетние читательницы смотрят в зеркало и думают, что выглядят слишком старыми, потому что сравнивают себя с отретушированным лицом в журнале».

Как это сочетается с ценностями Запада, который ненавидит цензуру и верит в свободный обмен идеями? Это не праздный вопрос. Речь идет о самых основополагающих свободах: свободе представлять собственное будущее, праве гордиться своей жизнью. …Ретушь, стирающая возраст с лиц женщин, стирает их идентичность, силу и историю.

Вульф описывает идеальный журнал, который представляет в позитивном свете моделей полных, невысокого роста, пожилых, или вообще обходится без моделей, изображая настоящих, обычных женщин. Допустим, в нем принята политика отказа от жестокости по отношению к женщинам… он не пишет об экспресс-диетах, не предлагает мантры ненависти к себе, не рекламирует профессии, которые разрезают здоровые женские тела. Допустим, в нем публикуются статьи, которые хвалят величие видимого возраста, полные любви фотоэссе о телах женщин всех форм и пропорций, с ласковым интересом изучаются изменения тела после беременности, родов и грудного вскармливания, предлагаются рецепты без приправы наказания и вины и печатаются соблазнительные изображения мужчин. Такой журнал разорится, потому что потеряет рекламодателей – и читателей. Женщины сами настолько погружены в «миф о красоте», что часто интернализируют его, не веря, что женские темы и вопросы могут быть интересны без приправы «красоты».

Религия

Женские журналы, по определению Наоми Вульф, служат «писанием» новой религии – Церкви Красоты, сменившей стремительно лишающиеся влияния традиционные церкви в качестве идеологического и морального ориентира для женщин, и парадоксально священной для мужчин. Анализируя причины того, почему это замещение оказалось столь успешным, она пишет о том, как женщины, только что избавившиеся от каркаса прежней религии и прежних норм – каркаса, который их ограничивал чистотой телесной и чистотой в доме, запирал в приватную сферу дома и семьи, но который в то же время давал им моральное вознаграждение в виде статуса «хорошей женщины» и даже возможности для определенной поэтической самореализации – женщины, привыкшие подчиняться авторитетам и еще не научившиеся опираться только на свои взгляды, приняли новую систему мифа о красоте, успешно маскировавшуюся под «свободу» чувственности, творчества и самореализации.

Вульф отмечает, что «кастовую систему красоты» принимают на веру даже те, кто склонен относиться критически ко всему остальному в мире. Скептицизм современности исчезает, когда заходит речь о женской красоте. Она до сих пор – и даже больше, чем когда-либо – описывается не как что-то определяемое смертными, формируемое политикой, историей и рыночной системой, а так, словно существует высшая, божественная власть, которая диктует бессмертное писание о том, что делает женщину приятной взгляду.

Многие исследователи сравнивали ритуалы красоты с религиозными обрядами, отмечали образы «искушения и греха» в описаниях диет, и даже анализировали буквальное включение религиозных (христианских) понятий в лозунги индустрии красоты. Вульф идет дальше, рассматривая буквальное использование традиционных техник мистификации и промывания мозгов, к которым обычно прибегают религиозные культы, в культе красоты.

Она описывает структуру новой религии, отталкиваясь от иудео-христианской традиции, которая пропитывает всю западную культуру и которую люди Запада прямо или косвенно усваивают с детства. Начинает Вульф традиционно, с «сотворения», в котором мужчина создан по образу и подобию Бога, но женщина сотворена из мужчины, лишь в дополнение к нему, вторичная и второстепенная. В религии красоты тело женщины всегда несовершенно, оно стремительно портится – стареет, полнеет, меняется. В мужчине внешние изменения – это следы опыта и индивидуальности, вызывающие уважение; в женщине они недопустимы. Вторичное и несовершенное, женское тело нуждается в рукотворных изменениях, от косметики до пластической хирургии, и многие из них болезненны, потому что боль «очищает» плоть. Большинство женщин испытывает постоянное недовольство своим телом и стремится что-то предпринимать по этому поводу, в то время как большинство мужчин спокойно принимает свои тела такими, какие они есть – «по образу и подобию Бога».

Первородный грех в религии красоты заключается в том, что женщины рождаются женщинами, и потому они несовершенны с точки зрения идеала красоты. Вульф приводит цитату из рекламы средства против старения, которое предлагается использовать уже в 21 год, потому что «причины старения уже начались, хотя признаки могут быть еще не видны». Несовершенства, невидимые и врожденные, преследуют любую женщину, и с точки зрения мифа она может лишь стремиться «искупить» этот грех, прикладывая все усилия для погони за недостижимым «совершенством». Там, где раньше финальным наказанием за первородный грех была смерть как таковая, теперь ею стала «смерть красоты». И если за смертью в христианстве следовала «жизнь вечная», то за смертью красоты следует жизнь долгая и мучительная, в порицаемом и уязвимом статусе «некрасавицы».

Если прежняя религия делала запретным и неизменно желанным воплощением первородного греха секс, то новая религия красоты назначает в качестве такового еду. Практически все христианские запреты и страхи, относящиеся к сексу, теперь относятся к еде: желание, искушение, «падение», страх, что «все увидят», отчаянные попытки очистить тело от признаков «падения», и бесконечное презрение к себе; страх, вина и стыд, которые следуют за удовольствием. И как прежде мужчинам секс был дозволен, в то время как женщинам – запретен, так и теперь мужчины могут есть, что хотят, в то время как женщины испытывают стыд за каждый кусок. Вульф отмечает много аналогий в ритуалах, отношении и формулировках, которые демонстрируют, насколько полным и всесторонним оказался перенос греховности.

В лучших религиозных традициях женщины живут в атмосфере постоянного невидимого наблюдения и оценки. Журналы, эксперты и даже подруги убеждают, что нужно постоянно «выглядеть на все сто», на случай, если встретишь Свою Судьбу (мужчину) по дороге к мусорному баку; что каждый лишний килограмм будет немедленно заметен окружающим, и за этим последует порицание; что даже невидимые пока признаки в любой момент могут стать видимыми. Даже в одиночестве многие женщины не могут избавиться от необходимости выглядеть привлекательно для постороннего критического наблюдателя, который не только следит, но и выносит суждения о каждом ее жесте и каждой морщинке, как прежде Бог наблюдал и судил каждое действие и каждую мысль. В результате, как религиозные фанатики, женщины становятся самыми жестокими судьями для самих себя.

Религиозные ритуалы неизменно включают в себя очищение, попытки избавиться от греховности – в культе красоты это вес и возраст. Вульф приводит многочисленные цитаты из лексикона индустрии красоты, которые демонстрируют ее привязанность к идее «очищения», порой буквально ассоциирующуюся с попаданием в рай. Женщина существует в постоянном цикле излишества и очистительного искупления. Вульф описывает ритуалы очищения в салонах красоты и центрах пластической хирургии, отмечает их сходство с религиозными ритуалами очищения, в которых человек передает себя в руки других, часто подвергается боли, порой получает шрамы или татуировки. По окончании очищения он становится «новым человеком», его подталкивают отказаться от прошлой жизни и начать новую – как бывает с прошедшими курсы похудания или пластическую хирургию женщинами, которым рекомендуют не просто наслаждаться своим новым социальным статусом «красавицы», но и избавиться от следов прошлого, например, сжечь фотографии.

Вульф описывает два культа новой религии: Культ Страха Возраста и Культ Страха Веса. Описывая первый, она анализирует то, как методы продажи антивозрастной косметики используют методы религиозных культов, чтобы смутить покупательницу и заставить ее подчиниться, ощутить свое несовершенство, купить продукт. Это и подача товара как «дара свыше», и вкрадчиво-навязчивые методики продаж, и «магический», непонятный, «особый» псевдонаучный язык, которым описывают товары индустрии, продукцию которой Вульф называет «миррой».

В рекламе этот загадочный бессмысленный язык доведен до совершенства лишь для того, чтобы прикрыть простой факт: кремы для кожи на самом деле ничего не делают. Вульф приводит статистику и факты, которые демонстрируют, как косметическая продукция для ухода за собой, принося производителям огромные прибыли, не приносит никакой пользы потребителям. Реклама косметики использует достижения науки – а также ее стиль подачи материала, с графиками и цифрами – для того, чтобы создать иллюзию действия, чтобы убедить потребительниц в существовании «незаметных глазу» врагов, которые скоро приведут ее к старению или другим несовершенствам, и даже в том, что действие их средств тоже может быть незаметным глазу, но на самом деле они якобы действуют. Подводя итоги этой иллюстрации абсурда, Вульф пишет: Если «враг» невидим, «барьер» невидим, «разрушительный эффект» невидим, и результаты помазания миррой «могут быть невидимы невооруженным глазом», мы оказываемся в пространстве чистой веры, где «наглядное доказательство» предоставляется в виде «заметного улучшения» количества ангелов, танцующих после применения средства на острие иглы.

Даже сами работники косметической индустрии признают, что их продукция не делает ничего; а правительственные организации, отвечающие за контроль над ней, неохотно говорят, что если бы эта продукция действовала так, как заявлено, то должна была бы считаться лекарственной, а не косметической, и проходить куда более строгие проверки. Но важнее всего то, что женщин постоянно обманывают на протяжении десятилетий, этот обман известен и участникам, и тем, кому положено их контролировать, но с ним никто ничего не делает, позволяя косметическим компаниям культивировать миф о красоте и использовать его для своей выгоды, а женщинам – терять огромные суммы, подрывая их и без того часто уязвимое финансовое положение.

Говоря о Культе Страха Веса, Вульф демонстрирует еще более откровенные методы «промывания мозгов», особенно очевидные в многочисленных системах группового и массового похудания, распространившихся по Америке, а затем и по миру. Логика контроля веса опасна тем, что опирается на техники, вызывающие у адепта зависимость от культового мышления и искажающие его восприятие реальности. Женщины, которые выбирают инициацию в культ, скоро обнаруживают, что не могут остановиться. Для этого есть веские физические и психологические причины.

Культы следуют авторитарной структуре – и тон рекомендаций диетологов имеет авторитарную интонацию. Культы проповедуют «отречение от мира» — и диеты требуют отказаться от мирского удовольствия еды, а следом от привычек и от прошлого. Члены культов считает, что им одним дарована истина – и женщины, сидящие на диетах, ощущают себя одновременно хранителями тайны своего несовершенства и проповедниками нового знания. Для контроля над мыслями участников культа используется шесть основных техник изменения состояния сознания: молитва, медитация, речитативы, групповые ритуалы, психодрама и исповедь. Все эти методы, или их близкие аналоги, используются в системах похудания: речитативы для отказа от еды, медитации на еду (ешьте одно яблоко полчаса), группы взаимопомощи и совместные занятия, публичное отслеживание своего питания и веса на специальных сайтах, и так далее. Играет роль внимание к мелочам, например, подсчет калорий, и постоянное ощущение вины за «запретные» желания. Женщины на диете постоянно следят за собой – и постоянно чувствуют оценивающий взгляд «авторитета», реального или воображаемого. Постоянное отслеживание будничных мелочей – вот как изменяется сознание женщины в отношении еды. Известно, что это отслеживание заставляет женщин чувствовать себя немного сумасшедшими. Но не признается, что они на самом деле немного сходят с ума… такая форма повторений, навязанная человеку, и так находящемуся в стрессовом состоянии, меняет функционирование мозга. В таком состоянии члены культов становятся более склонны к внушению, к перепадам эмоций под влиянием внешних факторов, к агрессии или к саморазрушительному поведению.

Сам по себе голод, который испытывают сидящие на диете – это один из давно известных инструментов воздействия на психику. Вместе со страхом непредсказуемого будущего, усиливаемым культом страха возраста, и ощущением долга – в данному случае «женского долга» быть «красивой и женственной», еще одной части религии красоты – эти методы использовались и используются по всему миру для того, чтобы удерживать людей в подчинении и не давать им задуматься о своей ситуации и о том, как ее изменять.

Красота становится для женщины новой добродетелью, обещанием социального статуса и последующей награды, за которую стоит пострадать сейчас. Вместо реализации своих желаний женщины подчиняются поговорке «красота требует жертв» и жертвуют собой – своим временем, силами, деньгами, здоровьем, удовольствиями, целями в жизни – ради красоты и ее отдаленных обещаний.

Продолжение следует

С книгой знакомит — Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы «Гендерная демократия» Фонда им. Генриха Бёлля.

В этой главе «Мифа о красоте» Наоми Вульф анализирует западную культуру и то, каким образом женщины (особенно женщины среднего класса) в ней оказываются так зависимы от ролевых моделей, которые им предлагает глянец и телеэкран, и так сильно подвержены воздействию мифа. Она цитирует Джона Бергера: «Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают за тем, как на них самих смотрят. Это определяет не только отношение мужчин к женщинам, но и отношение женщин к ним самим».

В мужской культуре женщины – всего лишь «красавицы», чтобы культура могла оставаться мужской. Когда женщины в культуре проявляют характер, они не желанны, в отличие от желанной безыскусной инженю. Красивая героиня — это оксюморон, потому что героизм – это индивидуальность, интересная и постоянно меняющаяся, а «красота» одинаковая для всех, скучная и неизменная.

В мужской культуре женщина бывает либо красивой, но глупой, либо умной, но некрасивой – ей не позволено иметь и ум, и тело. Вульф перечисляет многочисленные литературные примеры пар женщин, из которых одна умна, а другая красива, и неизменно одна выигрывает, а другая проигрывает мифу о красоте. Зато в женской литературе при столкновении красоты и души выигрывает душа – женская проза порождает многочисленные сопоставления бессердечных пустых красавиц и незаметных на первый взгляд, но умных и тонких женщин, за которыми в итоге оказывается моральная победа в истории. Тем не менее, мужская культура не оставляет женщинам места героинь в своих сюжетах, по крайней мере, не на тех же правах, что и мужчинам. Герои-мужчины своим умом и душой, своей дерзостью и смелостью двигают события; они становятся героями, потому что они выделяются среди других мужчин. Женщины существуют в сюжетах благодаря своей красоте; события с ними случаются из-за их красоты, а их активные действия порицаются и наказываются действующими в сюжете силами. [Читающая книги] девочка узнает, что истории случаются с «красивыми» женщинами, даже если они неинтересные. Но никакие истории, интересные или нет, не случаются с женщинами, которые не «красивы».

Значительную часть главы Вульф посвящает женским журналам, опровергая насмешливое отношение к ним, бытующее в мужской культуре. Женские журналы, пишет она, представляют собой женскую массовую культуру. «Общая» массовая культура склоняется к мужскому взгляду, мужской точке зрения, и это видно по тому, каким темам она отдает приоритет и как их освещает; «суперкубок занимает первую страницу, а изменения в законодательстве о детских садах – один абзац на внутренних страницах». Мужские вопросы освещаются на «общих» страницах, в общих передачах, в прайм-тайм, а женские – на «женских» страницах и в «женское» время, днем, для домохозяек. Женские журналы, по наблюдениям Вульф, являются одновременно женским пространством и их окном в массовую культуру со своей точки зрения, и к тому же предоставляют возможность диалога между женщинами посредством «писем в редакцию».

Согласно анализу Вульф, женские журналы, несмотря на пропаганду «мифа о красоте», а до него – «загадки женственности», «популяризировали феминистские идеи больше, чем любые другие материалы, и точно больше, чем откровенно феминистские журналы». Она описывает острые женские темы, которые поднимались в глянце, от доступа к абортам и контрацепции до – как ни странно — позитивного отношения к собственному телу. В то же время они являются увеличительным стеклом конфликта между реальными женскими потребностями и стремлениями и «красотой», которой женщины платят за возможность и право их реализовывать.

Женские журналы заменяют женщине советчицу, наставницу, ролевую модель, которой ей так остро не хватает в обществе. Реальные женщины-ролевые модели видны редко, и большинство из тех, кого предлагает массовая культура – это «профессиональные красавицы». Матери и старшие знакомые проигрывают тем, что они стареют – недопустимый грех в обществе «мифа о красоте». Миф же заставляет женщину считать других женщин конкурентками, видеть в них врага еще прежде, чем они заговорят. В то же время женские журналы предлагают не только знания, но и доверительный, интимный тон, как будто внушающий уверенность в себе, гордость за себя, дающий силы двигаться дальше. Они создают ощущение клуба, круга близких подруг, объединяющихся для того, чтобы помочь друг другу.

Однако, одной рукой поддерживая, другой эти ласковые подруги-наставницы отравляют свои дары. Журналы подрывают уверенность женщин в себе, сопоставляя их с «образцами» красоты и неизменно находя недостатки, и диктуют им «правила» указующим тоном, который трудно представить в мужских журналах, пользуясь тем, что женщины еще недавно были вынуждены подчиняться во всем указаниям извне.

Рост и развитие женских журналов исторически сопровождали рост и развитие женского движения – и «мифа о красоте», который был и остается инструментом его сдерживания. Женские журналы чувствительно реагировали на положение женщин; например, викторианские журналы были полностью посвящены интересам женщин, запертых дома, но с началом Первой Мировой они развили социальную осознанность, соответствующую женщинам, которые стали активно участвовать в работе, связанной с военными действиями. Аналогичная ситуация наблюдалась и в сороковые. В то же время журналы с их рекламодателями стремились уравновесить женскую активность уговорами «сохранять женственность и красоту» даже на мужской работе. Вышедшие на рынок труда женщины обретали ощущение компетентности, уверенность в себе, автономность и финансовую независимость, но статьи и реклама в журналах напоминали им о необходимости сохранять Женские Качества. А после окончания войн, когда вернувшимся с фронта мужчинам потребовались рабочие места, журналы принялись сладко петь о домашнем уюте как должном месте и призвании женщины, вопреки тому, что больше половины женщин поначалу не стремились возвращаться в дом, их вполне устраивали освоенные за время войн рабочие места и публичная сфера деятельности. Вульф подчеркивает, что хотя многие исследователи отмечают, что женские журналы отражают исторические изменения, мало кто рассматривает то, как они их определяют, предлагая женщинам те социальные роли, в которых они лучше служат интересам рекламодателей.

Пересказывая посвященную женским журналам и рекламе в них главу из «Загадки Женственности» Бетти Фридан, Наоми Вульф приводит примеры того, как в пятидесятых изменилось распределение влияния на содержимое журнала между редакцией и рекламодателями, и журналы начали еще активнее работать на рекламодателей, создавая у женщин ощущение неидеальности, недостаточной компетентности как домохозяйки (высшая задача женщины), от которого можно было избавиться с помощью того или иного продукта – бытовой химии, электроники, посуды, мебели… Теперь журналы практически в тех же терминах и теми же методами навязывают ощущение неидеальности женщины как красавицы – ее новая высшая задача. Как раньше главной задачей женщины-домохозяйки было покупать товары для дома, так теперь главная задача женщины-красавицы – покупать товары для красоты, а для этого нужно поддерживать ее в состоянии постоянной неуверенности, стремления к недостижимой «красоте».

«Перенос вины», культивируемый женскими журналами, Вульф связывает с распространенной реакцией на феминисток, которых всегда старались представить «некрасивыми», не интересующими мужчин и потому злыми на них женщинами, тем самым одновременно обесценивая их критику мужской культуры и вызывая у женщин страх перед ярлыком «феминистки». В то же время красивая женщина, как считает мужская культура, не может быть умной; следовательно, слова любой женщины не имеют значения – она либо красива и, значит, глупа и говорит бессмыслицу, либо некрасива, а значит, неуспешна как женщина и обозлена. Журналы играют и на этом, проводя границу между интересами «настоящей женщины» и «неженственной» активной борьбой за еще недостигнутые права и свободы.

Журналы представляют собой посредника между производителями товаров и женщинами, которые их покупают, и финансируются за счет производителей-рекламодателей. Именно они контролируют содержимое женских журналов, наполняя его статьями, которые нужны по большей части для того, чтобы создать видимость нужности товаров. Вульф приводит цифры, свидетельствующие о том, что все больше содержания женских журналов принадлежит рекламодателям и диктуется ими, и цитаты редакторов, иллюстрирующие, как редакция регулярно оказывается бессильна перед их требованиями. Чем больше люди привыкают игнорировать рекламные послания, тем более навязчивыми и всепроникающими они становятся.

Рекламодатели определяют не только то, что должно публиковаться в женских журналах, но и то, чего там не должно быть. Заключая контракты, они оговаривают, какие темы и как не должны освещаться; они могут отозвать свою рекламу – и свои деньги – если журнал поднимает «неудобные» для них темы. Вульф приводит примеры того, как журналы лишались рекламодателей и их финансирования за то, что публиковали недостаточно накрашенных женщин, или хвалили красоту естественных седых волос, или демонстрировали на обложке вместо моделей женщин, отличавшихся достижениями, но не «красотой». Рекламодателям нужно, чтобы читатели считали плохими видимый возраст, или «лишний» вес, или лицо без косметики, потому что на их ненависти к своему телу держится многомиллионная индустрия.

Есть в журналах и более прямолинейная цензура: они не могут публиковать всю правду о продукции своих рекламодателей. Они публикуют только хвалебные отзывы, только данные, подтверждающие действенность продукта, но не критику и не факты о побочных эффектах. Об этом Вульф будет еще говорить в следующей главе, «Религия», а пока она переходит к теме ретуши, в наши дни превратившейся в фотошоп – еще одной форме журнальной цензуры.

Женщины в возрасте либо не появляются на страницах журналов, либо ретушируются так, чтобы выглядеть моложе. Ни один снимок женщины не обходится без ретуши, которая делает ее «красивее» — то есть ближе к безликой Железной Деве мифа и дальше от себя самой как уникальной индивидуальности. «Теперь читатели не представляют, как выглядит в печати настоящее лицо шестидесятилетней женщины, потому что его перерисовали и оно выглядит на сорок пять. Хуже того, шестидесятилетние читательницы смотрят в зеркало и думают, что выглядят слишком старыми, потому что сравнивают себя с отретушированным лицом в журнале».

Как это сочетается с ценностями Запада, который ненавидит цензуру и верит в свободный обмен идеями? Это не праздный вопрос. Речь идет о самых основополагающих свободах: свободе представлять собственное будущее, праве гордиться своей жизнью. …Ретушь, стирающая возраст с лиц женщин, стирает их идентичность, силу и историю.

Вульф описывает идеальный журнал, который представляет в позитивном свете моделей полных, невысокого роста, пожилых, или вообще обходится без моделей, изображая настоящих, обычных женщин. Допустим, в нем принята политика отказа от жестокости по отношению к женщинам… он не пишет об экспресс-диетах, не предлагает мантры ненависти к себе, не рекламирует профессии, которые разрезают здоровые женские тела. Допустим, в нем публикуются статьи, которые хвалят величие видимого возраста, полные любви фотоэссе о телах женщин всех форм и пропорций, с ласковым интересом изучаются изменения тела после беременности, родов и грудного вскармливания, предлагаются рецепты без приправы наказания и вины и печатаются соблазнительные изображения мужчин. Такой журнал разорится, потому что потеряет рекламодателей – и читателей. Женщины сами настолько погружены в «миф о красоте», что часто интернализируют его, не веря, что женские темы и вопросы могут быть интересны без приправы «красоты».

Женские журналы, по определению Наоми Вульф, служат «писанием» новой религии – Церкви Красоты, сменившей стремительно лишающиеся влияния традиционные церкви в качестве идеологического и морального ориентира для женщин, и парадоксально священной для мужчин. Анализируя причины того, почему это замещение оказалось столь успешным, она пишет о том, как женщины, только что избавившиеся от каркаса прежней религии и прежних норм – каркаса, который их ограничивал чистотой телесной и чистотой в доме, запирал в приватную сферу дома и семьи, но который в то же время давал им моральное вознаграждение в виде статуса «хорошей женщины» и даже возможности для определенной поэтической самореализации – женщины, привыкшие подчиняться авторитетам и еще не научившиеся опираться только на свои взгляды, приняли новую систему мифа о красоте, успешно маскировавшуюся под «свободу» чувственности, творчества и самореализации.

Вульф отмечает, что «кастовую систему красоты» принимают на веру даже те, кто склонен относиться критически ко всему остальному в мире. Скептицизм современности исчезает, когда заходит речь о женской красоте. Она до сих пор – и даже больше, чем когда-либо – описывается не как что-то определяемое смертными, формируемое политикой, историей и рыночной системой, а так, словно существует высшая, божественная власть, которая диктует бессмертное писание о том, что делает женщину приятной взгляду.

Многие исследователи сравнивали ритуалы красоты с религиозными обрядами, отмечали образы «искушения и греха» в описаниях диет, и даже анализировали буквальное включение религиозных (христианских) понятий в лозунги индустрии красоты. Вульф идет дальше, рассматривая буквальное использование традиционных техник мистификации и промывания мозгов, к которым обычно прибегают религиозные культы, в культе красоты.

Она описывает структуру новой религии, отталкиваясь от иудео-христианской традиции, которая пропитывает всю западную культуру и которую люди Запада прямо или косвенно усваивают с детства. Начинает Вульф традиционно, с «сотворения», в котором мужчина создан по образу и подобию Бога, но женщина сотворена из мужчины, лишь в дополнение к нему, вторичная и второстепенная. В религии красоты тело женщины всегда несовершенно, оно стремительно портится – стареет, полнеет, меняется. В мужчине внешние изменения – это следы опыта и индивидуальности, вызывающие уважение; в женщине они недопустимы. Вторичное и несовершенное, женское тело нуждается в рукотворных изменениях, от косметики до пластической хирургии, и многие из них болезненны, потому что боль «очищает» плоть. Большинство женщин испытывает постоянное недовольство своим телом и стремится что-то предпринимать по этому поводу, в то время как большинство мужчин спокойно принимает свои тела такими, какие они есть – «по образу и подобию Бога».

Первородный грех в религии красоты заключается в том, что женщины рождаются женщинами, и потому они несовершенны с точки зрения идеала красоты. Вульф приводит цитату из рекламы средства против старения, которое предлагается использовать уже в 21 год, потому что «причины старения уже начались, хотя признаки могут быть еще не видны». Несовершенства, невидимые и врожденные, преследуют любую женщину, и с точки зрения мифа она может лишь стремиться «искупить» этот грех, прикладывая все усилия для погони за недостижимым «совершенством». Там, где раньше финальным наказанием за первородный грех была смерть как таковая, теперь ею стала «смерть красоты». И если за смертью в христианстве следовала «жизнь вечная», то за смертью красоты следует жизнь долгая и мучительная, в порицаемом и уязвимом статусе «некрасавицы».

Если прежняя религия делала запретным и неизменно желанным воплощением первородного греха секс, то новая религия красоты назначает в качестве такового еду. Практически все христианские запреты и страхи, относящиеся к сексу, теперь относятся к еде: желание, искушение, «падение», страх, что «все увидят», отчаянные попытки очистить тело от признаков «падения», и бесконечное презрение к себе; страх, вина и стыд, которые следуют за удовольствием. И как прежде мужчинам секс был дозволен, в то время как женщинам – запретен, так и теперь мужчины могут есть, что хотят, в то время как женщины испытывают стыд за каждый кусок. Вульф отмечает много аналогий в ритуалах, отношении и формулировках, которые демонстрируют, насколько полным и всесторонним оказался перенос греховности.

В лучших религиозных традициях женщины живут в атмосфере постоянного невидимого наблюдения и оценки. Журналы, эксперты и даже подруги убеждают, что нужно постоянно «выглядеть на все сто», на случай, если встретишь Свою Судьбу (мужчину) по дороге к мусорному баку; что каждый лишний килограмм будет немедленно заметен окружающим, и за этим последует порицание; что даже невидимые пока признаки в любой момент могут стать видимыми. Даже в одиночестве многие женщины не могут избавиться от необходимости выглядеть привлекательно для постороннего критического наблюдателя, который не только следит, но и выносит суждения о каждом ее жесте и каждой морщинке, как прежде Бог наблюдал и судил каждое действие и каждую мысль. В результате, как религиозные фанатики, женщины становятся самыми жестокими судьями для самих себя.

Религиозные ритуалы неизменно включают в себя очищение, попытки избавиться от греховности – в культе красоты это вес и возраст. Вульф приводит многочисленные цитаты из лексикона индустрии красоты, которые демонстрируют ее привязанность к идее «очищения», порой буквально ассоциирующуюся с попаданием в рай. Женщина существует в постоянном цикле излишества и очистительного искупления. Вульф описывает ритуалы очищения в салонах красоты и центрах пластической хирургии, отмечает их сходство с религиозными ритуалами очищения, в которых человек передает себя в руки других, часто подвергается боли, порой получает шрамы или татуировки. По окончании очищения он становится «новым человеком», его подталкивают отказаться от прошлой жизни и начать новую – как бывает с прошедшими курсы похудания или пластическую хирургию женщинами, которым рекомендуют не просто наслаждаться своим новым социальным статусом «красавицы», но и избавиться от следов прошлого, например, сжечь фотографии.

Вульф описывает два культа новой религии: Культ Страха Возраста и Культ Страха Веса. Описывая первый, она анализирует то, как методы продажи антивозрастной косметики используют методы религиозных культов, чтобы смутить покупательницу и заставить ее подчиниться, ощутить свое несовершенство, купить продукт. Это и подача товара как «дара свыше», и вкрадчиво-навязчивые методики продаж, и «магический», непонятный, «особый» псевдонаучный язык, которым описывают товары индустрии, продукцию которой Вульф называет «миррой».

В рекламе этот загадочный бессмысленный язык доведен до совершенства лишь для того, чтобы прикрыть простой факт: кремы для кожи на самом деле ничего не делают. Вульф приводит статистику и факты, которые демонстрируют, как косметическая продукция для ухода за собой, принося производителям огромные прибыли, не приносит никакой пользы потребителям. Реклама косметики использует достижения науки – а также ее стиль подачи материала, с графиками и цифрами – для того, чтобы создать иллюзию действия, чтобы убедить потребительниц в существовании «незаметных глазу» врагов, которые скоро приведут ее к старению или другим несовершенствам, и даже в том, что действие их средств тоже может быть незаметным глазу, но на самом деле они якобы действуют. Подводя итоги этой иллюстрации абсурда, Вульф пишет: Если «враг» невидим, «барьер» невидим, «разрушительный эффект» невидим, и результаты помазания миррой «могут быть невидимы невооруженным глазом», мы оказываемся в пространстве чистой веры, где «наглядное доказательство» предоставляется в виде «заметного улучшения» количества ангелов, танцующих после применения средства на острие иглы.

Даже сами работники косметической индустрии признают, что их продукция не делает ничего; а правительственные организации, отвечающие за контроль над ней, неохотно говорят, что если бы эта продукция действовала так, как заявлено, то должна была бы считаться лекарственной, а не косметической, и проходить куда более строгие проверки. Но важнее всего то, что женщин постоянно обманывают на протяжении десятилетий, этот обман известен и участникам, и тем, кому положено их контролировать, но с ним никто ничего не делает, позволяя косметическим компаниям культивировать миф о красоте и использовать его для своей выгоды, а женщинам – терять огромные суммы, подрывая их и без того часто уязвимое финансовое положение.

Говоря о Культе Страха Веса, Вульф демонстрирует еще более откровенные методы «промывания мозгов», особенно очевидные в многочисленных системах группового и массового похудания, распространившихся по Америке, а затем и по миру. Логика контроля веса опасна тем, что опирается на техники, вызывающие у адепта зависимость от культового мышления и искажающие его восприятие реальности. Женщины, которые выбирают инициацию в культ, скоро обнаруживают, что не могут остановиться. Для этого есть веские физические и психологические причины.

Культы следуют авторитарной структуре – и тон рекомендаций диетологов имеет авторитарную интонацию. Культы проповедуют «отречение от мира» — и диеты требуют отказаться от мирского удовольствия еды, а следом от привычек и от прошлого. Члены культов считает, что им одним дарована истина – и женщины, сидящие на диетах, ощущают себя одновременно хранителями тайны своего несовершенства и проповедниками нового знания. Для контроля над мыслями участников культа используется шесть основных техник изменения состояния сознания: молитва, медитация, речитативы, групповые ритуалы, психодрама и исповедь. Все эти методы, или их близкие аналоги, используются в системах похудания: речитативы для отказа от еды, медитации на еду (ешьте одно яблоко полчаса), группы взаимопомощи и совместные занятия, публичное отслеживание своего питания и веса на специальных сайтах, и так далее. Играет роль внимание к мелочам, например, подсчет калорий, и постоянное ощущение вины за «запретные» желания. Женщины на диете постоянно следят за собой – и постоянно чувствуют оценивающий взгляд «авторитета», реального или воображаемого. Постоянное отслеживание будничных мелочей – вот как изменяется сознание женщины в отношении еды. Известно, что это отслеживание заставляет женщин чувствовать себя немного сумасшедшими. Но не признается, что они на самом деле немного сходят с ума… такая форма повторений, навязанная человеку, и так находящемуся в стрессовом состоянии, меняет функционирование мозга. В таком состоянии члены культов становятся более склонны к внушению, к перепадам эмоций под влиянием внешних факторов, к агрессии или к саморазрушительному поведению.

Сам по себе голод, который испытывают сидящие на диете – это один из давно известных инструментов воздействия на психику. Вместе со страхом непредсказуемого будущего, усиливаемым культом страха возраста, и ощущением долга – в данному случае «женского долга» быть «красивой и женственной», еще одной части религии красоты – эти методы использовались и используются по всему миру для того, чтобы удерживать людей в подчинении и не давать им задуматься о своей ситуации и о том, как ее изменять.

Красота становится для женщины новой добродетелью, обещанием социального статуса и последующей награды, за которую стоит пострадать сейчас. Вместо реализации своих желаний женщины подчиняются поговорке «красота требует жертв» и жертвуют собой – своим временем, силами, деньгами, здоровьем, удовольствиями, целями в жизни – ради красоты и ее отдаленных обещаний.

С книгой знакомит — Ольга Бурмакова

Источник: Частный корреспондент