Один из главных книжных скандалов года, названный критиками «отвязным» и «гомерически смешным»
Михаил Боков. Я и Дух президента П. Юнайтед Пресс/Альпина Бизнес Букс, 2011
В центре сюжета — история жизни религиозного гуру. Он утверждает, что видит дух президента, и что молиться его портрету — это самый верный способ добиться успеха в жизни. Мистическая практика привлекает в секту министров, топ-моделей, поп-звезд. В конце концов, и сам Дух президента заглядывает на огонек… Автор книги – журналист Михаил Боков, религиовед по образованию, профессионально занимался изучением сект.
…Аллилуйя! — ору я изо всех сил, слыша, как мой голос эхом раскатывается по стадиону.- Аллилуйя!
Я вскидываю вверх руки, отчего рубашка задирается на руке, выгодно обнажая новые с позолотой часы.
Сотни, может быть, тысячи лиц обращены ко мне. Секунду они сохраняют молчание, а затем бухают, все как один: «Аллилуйя!» — и это получается у них так слаженно, словно они солдаты, прошедшие многолетнюю муштровку, и от этой мысли мне вдруг становится неуютно.
«Что если однажды они ОКАЖУТСЯ НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ?», — думаю я.
Но, впрочем, пока стоят чудесные деньки. Стадион собрали в мою честь – бесплатная лекция эффективного психолога, который может связываться с Духом Президента П. Вход бесплатный для всех желающих, а по советской привычке действие обставили с помпой и флагами. Еще немного, и они пустят бронетехнику с равнением на трибуну, где я стою бок обок с отцами города.
Люди побросали свои воскресные дела. Люди пришли, чтобы послушать про Дух Президента и, возможно, они думают, что это действительно изменит их жизнь, поэтому у меня нет права на ошибку. Приходится стараться изо всех сил: не дай бог, кто-нибудь заскучает и начнет зевать — и в этом плане шоу, устроенное мэрией мне в поддержку – с пионерами, хороводами и детскими песнями — очень даже на руку. По крайней мере, будет на что поглазеть, когда я всем надоем…
Я смотрю, как девятилетний мальчик в галстуке с цветами российского флага запускает в небо белого голубя, а вокруг собрались толстые пацаны из мэрии, и каждый хочет сфотографироваться со мной. Вокруг снует дюжина фотографов из мэрской газеты, так что шанс вполне подходящий.
На мне зеркальные очки D&G. За моей спиной – Тамара Аркадьевна, моя любовница и компаньон, прекрасная в своей красоте и безрассудстве. Я – лакомый кусочек.
Все эти кабинетные крысы быстро просекли, что к чему: на одном черт-знает-откуда-таков-психологе, который – о, чудо! – может разговаривать с Духом Президента, можно сделать сногсшибательную карьеру. Для них я — прекрасный повод лишний раз заявить о своем патриотизме, улыбнуться в фотокамеру и серьезно продвинуться по службе. Наверняка они мучаются вопросом: почему раньше никто не додумался о том, что прославлять первого человека в стране лучше всего выкриками «алиллуйя!» и религиозным экстазом?
Каждый из них спешит пожать мне руку. Они подходят по очереди, в то время как пресс-секретарь машет человеку с фотокамерой. Он призывает его: сюда, сюда, это будет исключительный момент, это будет история, которая уйдет в анналы, а затем непременно в Кремль, где лояльность к власти каждого из толстых пацанов оценят по заслугам.
Фотограф хмуро бормочет: «Улыбочку!». И вот уже очередной бесформенный кусок мяса, затянутый в унылый костюм, приглаживает последние волосы на своей лысине и выдает дежурное зубоскальство.
— Прекрасно, — фотограф ждет, когда подойдет следующий, а толстых пацанов так много, что я сбиваюсь со счета.
Голубь машет крыльями, пытаясь взлететь. Его всю жизнь держали в клетке для такого вот случая, и сейчас – когда случай наступил – он не знает, что делать, как летать, и куда, черт возьми, катится его жизнь? Он белый и жирный. Крылья не в силах удержать его в воздухе, поэтому несколько секунд он просто нелепо размахивает ими, оставаясь где-то на уровне наших голов — как какой-нибудь армейский вертолет, который запрашивает посадку. Это дает фотографу шанс сделать еще пару-тройку удачных снимков. Голубь на фоне скалящихся лиц, на фоне флага, на фоне пионеров и голубого, с облаками, неба.
Я чувствую, что в этот момент человеку с камерой грезится первая премия на престижном фотоконкурсе. Унылость исчезает с его лица, вместо нее появляются заинтересованность и слабый отпечаток вдохновения. Его глаза лучатся энергией, камера щелкает беспрерывно, в режиме автомата Калашникова, и в этот момент голубь наконец справляется с силой притяжения и взмывает в воздух.
— Ты – суперзвезда, — шепчет сзади Тамара Аркадьевна, поглаживая мою ногу.
Все вместе мы смотрим на неуклюжие попытки птицы совладать с собой в пространстве и радуемся, а хор пионеров в это время хлопает в ладоши, и позади всего звучит национальный гимн… Что за чудовищный абсурд происходит?
Я растерянно оборачиваюсь к Тамаре Аркадьевне и шепчу:
— Зачем мы ввязались в это дерьмо?
Благо, никто не видит моих испуганных глаз – они надежно спрятаны за очками.
Ее ответа я не слышу, потому что очередная жирная рожа отвлекает меня, когда тянется ко мне лобызаться.
— Михаил. Дорогой наш Михаил, — рожа лоснится, и я узнаю в ней нашего мэра. На фотографиях он всегда выглядит стройнее и моложе, но в реальности он похож на огромный студень.
Я пячусь назад, пытаясь совладать с паникой, и наступаю на туфлю Тамары Аркадьевны. Она ободряюще улыбается мне в ответ.
— Дорогой наш Михаил. В этот торжественный день я… мы… руководство всего нашего города… мы рады вручить вам партийный билет. Отныне и навеки вы – член партии «Единая Россия», наш соратник и брат!
Он протягивает мне красную книжицу, а пресс-секретарь услужливо подает ручку, чтобы я смог расписаться.
— Улыбочку, — вновь встревает фотограф.
Мы замираем на мгновенье, щелкает вспышка, и тут же пионер в галстуке из триколора начинает выдувать на медной трубе марш Мендельсона.
Весь стадион аплодирует, несколько тысяч человек. Многочисленные голоса — преимущественно детские — выкрикивают:
— Ура! Ура! Ура!
Бог мой, зачем они собрали столько детей? Какими они вырастут, после того как пережили этот спектакль? О чем будут разговаривать, сидя по вечерам с женами — в маленьких квартирках, у черта на рогах, так далеко хоть от какого-нибудь центра? Возможно, телевизор примирит их с реальностью. Он покажет, где враги, кого надо любить, и что значит жить красиво.
Далеко за примерами ходить не надо — посмотрите на меня. Единственное отличие между мной и этими детьми, это то, что галстук был другого цвета, а портреты вождей изменились.
И что?
Разве мне есть, что сказать своей жене?
Я чувствую себя сконфуженно и неловко:
— При чем здесь марш Мендельсона?
— Расписывайтесь. Просто поставьте свою подпись, — мэр и его человек, ответственный за связи с общественностью, наперебой тянут мне шариковые ручки.
— Расписывайся, милый, — дергает за брючину Тамара Аркадьевна. – Это нужно для нашего бизнеса.
— Какого хрена? – я пытаюсь сопротивляться, но коллективное мышление берет верх. Они все хотят этого. В чем проблема?
Я делаю изящный росчерк, после чего жирная рожа целует меня в обе щеки, а потом лезет целоваться взасос.
Гремят трубы. Оркестр школьников жарит так, что страшно чертям из ада.
Все они скандируют:
«П-Р-Е-З-И-Д-Е-Н-Т! П-Р-Е-З-И-Д-Е-Н-Т! Е-Д-Р-О! Е-Д-Р-О!»
Фотограф щелкает вхолостую, потому что пленка давно закончилась, но он не в силах остановиться.
— Улыбайся, — шепчет мне Тамара Аркадьевна. — Ты – герой.
Я улыбаюсь и вижу, как над нами темнеет небо.
Все отодвигается, становится призрачным – жирные рожи, пионеры и трепыхающийся на высоте голубь.
Я вижу, как тучи начинают сгущаться над моей головой. Я прячу глаза за D&G, но, кажется, это не помогает.
Туча висит прямо надо мной. Она темнеет и начинает набухать. К черту гордость. Я захожусь в крике и пячусь назад, размахивая руками и отталкивая людей. Пионер продолжает выдувать марш из своей медной трубы.
Мрак разрезает луч белого света: одним концом он уходит далеко в небеса, а другим упирается прямо мне в голову. Облака вокруг начинают приобретать облик человека. У него короткая стрижка, его фигура похожа на фигуру дзюдоиста. Он ступает прямо по небу — спускается шаг за шагом, ближе и ближе. Я долго не могу разглядеть его лицо, но когда, наконец, свет перестает бить в глаза, я понимаю, что лицо этого человека – лицо Президента П., и сейчас оно дружески кивает мне. Его глаза лучатся добрым голубым теплом.
Я мотаю головой и пытаюсь убедить себя, что это мираж.
В этот момент — как всегда не вовремя — на ум приходит очередной стих.
Раньше был Ленин, сегодня Едро
Раньше Октябрь, сегодня валюта.
Нам же для счастья всего ничего
Нужно, чтоб было засунуть кому-то…
Дух П. оглядывает наше футбольное поле. Один из пионеров, отбрасывает свою трубу и тоненьким, сорвавшимся голоском кричит:
— Аллилуйя!
Остальные пионеры слышат эти колебании воздуха и подхватывают:
— Аллилуйя!
Они тянут кверху свои худенькие ручки, а их движения, тела и взгляды полны счастья.
Я пытаюсь убедить себя, что это галлюцинация, потому что так не бывает.
Не бывает, чтобы пионеры молились огромной галлюцинации, закрывшей собой все небо. Не бывает, чтобы мэр города капал слюной, забыв про имидж, про свою всегдашнюю белозубую улыбку, и стоял, открыв рот и выпучив глаза — напрочь игнорируя тот факт, что его могут фотографировать.
Впрочем, фотограф вместе со всеми. Он опустил руки, камера его безвольно повисла на шее. Я вижу, как его рот открывается и закрывается как у рыбы, которой не хватает воздуха. Он шепчет: «А-а-алли-луйя»… И когда я понимаю, что он говорит, я решаю, что самый правильный выход – бежать из этого места. Я расталкиваю людей руками и наступаю на туфли первых дам города, но им – хоть бы хны, как заговоренные они только и знают, что твердить «Аллилуйя», и никто — ровным счетом, никто — не обращает на меня внимания.
Дух П. все ближе и ближе, он нависает надо мной, его рот кривится в ухмылке, и когда я падаю на задницу, и начинаю скрести ногами, он склоняется надо мной и спрашивает:
— ТЫ ВЫЗЫВАЛ МЕНЯ, МОЙ МАЛЬЧИК?
Я ползу от него подальше, и когда понимаю, что Дух объял все собой, и что скрыться не удастся, я тычу ему в лицо новым партийным билетом и кричу: «Изыди! Изыди!» — как видел это в фантастических фильмах.
Президент улыбается, его бесплотная рука тянется, чтобы потрепать меня по голове. Я чувствую потоки воздуха, которые шевелят волосы на макушке.
— Ты хороший мальчик. Не надо тебе баловаться, — он улыбается одобрительно, смыкает руку и отвешивает мне легкий щелчок по лбу, от которого я качусь по траве, сшибая банкетные столики и детей.
БАБАХ! И после этого, будто бы ничего и не произошло.
Пионер в сине-красно-белом галстуке шарит ладонью по земле, чтобы найти свои очки. Его труба лежит рядом, но он не видит ее.
Толстая девочка, устремив пустые глаза к небу, поднимает руку с палкой и опускает ее на свой барабан.
БУУУУМ.
Все вокруг приходит в движение.
Мэр возвращается в сознание и начинает махать толпе рукой.
Пресс-секретарь суетится между ВИП-гостями, заставляя их принять нужные позы для фотографии.
Тамара Аркадьевна улыбается мне и кивает головой.
Я чувствую, что должен что-то сказать, при этом лоб жжет неимоверно, я набираю воздуха в легкие, больше и больше, и, наконец, грохаюсь в обморок, плашмя, лицом об мокрую траву футбольного газона.
При падении моя рука непроизвольно цепляется за платье соседней дамы и стаскивает его. Перед тем, как окончательно потерять память, я вижу сиськи жены первого заместителя мэра, выпрыгивающие из-под завязок скроенной дизайнером материи.
Сиськи ничего.
Очень даже ничего.
________
Текст: Михаил Боков
Источники: Частный корреспондент, Юнайтед Пресс/Альпина Бизнес Букс