Андрей Ашкеров. Нулевая сумма. М.: Издательская группа «СКИМЕНЪ», 2011. 432 с.
С тех пор как философы отказались от поиска истины, главным философским занятием стал чистый нарратив, пафос умного повествования. Сблизившись с литературой, философский труд воспринял черты, свойственные словесности. Восторжествовали авторский стиль и иллюстративная образность, живая конкретика возобладала над безжизненностью сухих обобщений. Интерес к повседневности одолел трепет перед вечностью, а законы грамматики подчинили себе вызовы метафизики.
В этом смысле Андрей Ашкеров — весьма современный мыслитель, и его новая книга «Нулевая сумма» — по-своему показательное произведение. Речь в нём идёт о нулевых годах, об ушедшем десятилетии с его глобальными коллизиями, политическими перипетиями и культурными взрывами. Блеск и нищета сегодняшней постсовременности причудливо отражаются и преображаются в его текстах. Рассматривая пространство большого транзита, он заинтригован магией обнуления, энергией сингулярности, пределом нумерологии. Но любопытно здесь не только то, что Ашкеров думает по тому или иному поводу, но и как он это делает. И вот об этом хочется сказать несколько слов.
Сопровождать философа в его рефлексии — увлекательнейшее занятие, по сути не связанное с тем, насколько убедительны или близки его построения. Подобно тому, как спортсмен испытывает мышечное удовольствие от физических нагрузок, читатель философского текста чувствует радость от соучастия в интеллектуальном напряжении. Мысль Ашкерова напоминает фракталы, ветвится прихотливыми и непредсказуемыми выростами, движется неожиданными ходами и тропами. Порой кажется, что тот или иной тезис вырастает не из логических посылок, а из фонетических сближений и синтаксического ритма. Примерно по такому же принципу работает и поэтический текст. Своевременность и практичность мысли здесь важнее величия замысла. Скорость интеллектуального действия предпочтительнее основательности и выверенности. Броскость формулировок ценнее их точности, а импровизационная вычурность жеста дороже образцовой законченности.
Системность здесь — принцип второго порядка. Целостность образуется нелинейно, фрагменты и клипы незаметно монтируются в сложную мозаику. При этом смысл этого калейдоскопа — в постоянном движении. Вращаясь, узоры оживают и обретают связанность и единство. Этим текстам свойственна неуспокоенность, поиск и вызов, критическая ирония и модная игра в подтекст, контекст и интертекст. Их противоречивость — признак диалектики, а не дефект. Парадоксальность естественно присуща им и работает на разных уровнях: так, исповедуемый Ашкеровым эгалитаризм легко сочетается с этической позицией самостояния, а желание быть услышанным и понятым — с герметичностью его письма «не для всех».
Он боится банальностей, узнаваемость для него — не рыночный бонус, но признак мертвенности. Может быть, поэтому его излюбленные жанры — реквием и некролог, которые всегда новы. В его текстах присутствует несомненная ценностная константа, стержневой инвариант, который можно сформулировать как стремление к витальности, поиск активных энергий, лозоходство к местам силы. Им движет страх застоя и разложения — будь то мысль, слово или дело. При этом жизненная сила воспринимается им как нечто внешнее и сама жизнь — как нечто внеположенное, почти всегда — социальное и политическое. В этом смысле его философия действительно современна, ведь сегодня всё «безнадёжно семантическое», внутреннее, центростремительное прячется и забарматывается — и, возможно, спасается от обнуления.
Текст: Андрей Новиков-Ланской
Источник: Частный корреспондент