Поэзия разочаровывает стихи

Критика антологий, политика, религия, стыд

В «Журнальном зале» появился очередной номер «Нового литературного обозрения» (№109, 2011). Основное по нашей части здесь — три статьи о поэтических антологиях. Илья Кукулин пишет об антологии «Русские стихи 1950—2000 годов». «Редакторы антологии почти демонстративно отказываются от выстраивания в ней любых больших историко-культурных сюжетов. Естественным следствием становится “текстоцентризм”: структурной единицей “Русских стихов…” является не та или иная оригинальная поэтика, а отдельное удачное стихотворение. Насколько можно судить, в целом составители легко соглашались включить в нее поэтов, известных всего одним стихотворением — ровно с этим произведением. Благодаря этому в антологии вновь обретают авторство стихи, известные почти на правах фольклора. <…> У составителей антологии “Русские стихи 1950—2000 годов” получилась книга, без которой не сможет теперь обойтись ни один исследователь русской поэзии ХХ века. Но книга эта — именно для узких профессионалов, которые могут мысленно структурировать предложенную им картину, или для таких любителей, которые могут просто прочитать от начала и до конца два громадных тома, заполненных, несомненно, очень хорошими, а иногда и великими стихами. Тем, кого интересует, какие процессы шли в русской поэзии второй половины века, эта книга дает только первичный материал для размышлений», — отмечает Кукулин. Вторая статья принадлежит живущему в США переводчику и специалисту по современной поэзии Матвею Янкелевичу. Он отталкивается от собственного опыта составления мини-антологии современной русской поэзии для журнала Aufgabe (№ 8, осень — зима 2009-го). Янкелевич пишет, что при составлении антологии он пытался ответить на вопрос о том, что современно в русской поэзии: «Защита поэзии — основная задача поэтов, опубликованных в “Aufgabe”, и я бы сказал, что ею одержимы все современные авторы — пусть порой это не замечается или не признается; представляется, что поэзия находится под угрозой, доселе России незнакомой. Один из сборников эссе Скидана двусмысленно озаглавлен “Сопротивление поэзии” — поэзия сопротивляется мейнстриму в той же мере, в какой ей сопротивляется аудитория. Более того, официальная культура сопротивляется поэзии “момента”, словно вирусу, угрожающему русской поэтической традиции. Провокативное заявление Кирилла Медведева, что его поэзия и есть мейнстрим, по духу напоминает Уитмена или битников, но этот чисто американский жест представляется лишь изнанкой той же самой ситуации. Современное в русской поэзии в значительной мере определяется трезвой оценкой этого кризиса; избежать его могут только поэзия прошлого и поэзия будущего. Этот кризис веры/доверия является скрытым импульсом к утверждению новых моделей лирики и эпики у, соответственно, Марии Степановой и Сергея Круглова. Таковы же и имплицитный подтекст анализа Александром Скиданом места поэзии в мире, предельно насыщенном медиа, и центральная тема размышлений Сергея Завьялова о месте русской поэзии в глобализованной культуре (“Как будет существовать поэт в ближайшее столетие? Что будет его кормить? Как будет происходить его взаимодействие с читателем?”). Интернациональные отсылки в стихах Игоря Жукова или Андрея Сен-Сенькова подтверждают эти тревоги, которые также подстегнули страстную апологетику “я”, вновь возводимого на пьедестал Дмитрием Воденниковым с его “новой искренностью” и “забавной и глупой личной ответственностью”, как и искупительные обертоны голоса поэта, остраняющего повседневную русскую речь в манере, наследующей “языковой школе” (Дмитрий Голынко). Этот же кризис может быть и причиной частичного возвращения к (нео)фольклорной интонации текстов Степановой и Линор Горалик, как и возрождения Кругловым религиозной поэзии в ее специфичной, характерной для русского православия, форме». Валерий Шубинский размышляет о книге «Собрание сочинений. Т. 1. Поэзия Петербурга 2009 года: Антология» (составители Дм. Григорьев, В. Земских, А. Мирзаев, С. Чубукин): «Генезис петербургского и московского постмодерна, кажется, различен. Московский вырос из лианозовской школы — при всей сложности и парадоксальности пути генетическая связь между Я. Сатуновским и Вс. Некрасовым, Вс. Некрасовым и Л. Рубинштейном очевидна. Это действительно русский постмодерн, связанный с обстоятельствами развития отечественной культуры. Эта линия представлена и в Петербурге, но периферийно и лишь стадиально ранними своими образцами.

В первом “Собрании сочинений” это — милые (хотя и не более того) опыты Б. Констриктора и Валерия Мишина, как будто возвращающие нас лет на сорок назад, к истокам концептуализма. Корни Драгомощенко другие. Он ориентируется на иноязычную, на европейскую и американскую поэзию, но в отличие от таких московских авторов, как Владимир Бурич или Вячеслав Куприянов, не на средние ее образцы, а на то, что в момент его дебюта казалось “передним краем”, и не на переводы из “Иностранки”, а на оригиналы. При этом отвергнутой оказывается, в числе прочего, и отечественная традиция свободного стиха, восходящая к Кузмину и Хармсу, продолженная Геннадием Алексеевым и Сергеем Кулле». В этом же номере опубликована статья Аркадия Блюмбаума «“Судьба” versus “случай” в творчестве Блока эпохи “антитезы”: несколько наблюдений», рецензия Виктора Иванова на сборник Сергея Бирюкова и отчет Кирилла Гликмана о «Приговских чтениях» 2010 года.

Читать текст полностью

Текст: Станислав Львовский

Источник: openspace.ru