Вавилонская башня кинокритики

© Глеб Солнцев, openspace.ru
© Глеб Солнцев, openspace.ru

Письмо Дмитрия Мартова о том, на каких языках люди думают о кино

Дмитрий Мартов пишет о кино по-русски и по-английски. По просьбе OPENSPACE.RU он рассказал о своем опыте двуязычного критика и о том, что двух языков недостаточно.

Сразу оговорюсь, что мои представления о реалиях повседневной деятельности кинокритика ограничены и наивны: о кино я пишу редко, не слишком давно, в свое удовольствие и в свободное от работы время, чаще всего без задних мыслей о финансовом вознаграждении. Свои англоязычные тексты я до недавнего времени сам предлагал изданиям (начиная с этого года ситуация меняется, и начали поступать заказы), а статьи на русском мне, как правило, предлагали писать друзья и знакомые, начиная с моих первых опытов в петербургском журнале «100% Красный», где разделом культуры заведовал великий Драгомощенко.

Арифметика довольно простая: подавляющее большинство любителей кино в мире по-русски не читает, но сносно владеет английским, а многие из тех, кто читает по-русски, с таким же успехом могут читать по-английски. Иными словами, у текста, написанного на английском, заведомо больше потенциальных читателей. Другое дело, что любые вопросы, связанные с количеством — читателей, подписчиков, посещений сайта, всех этих хитов, кликов и лайков, — не должны особо волновать отдельно взятого автора. Это скорее головная боль главных редакторов, издателей, учредителей и прочих административных лиц или вынужденно исполняющих их обязанности.

Автора должно беспокоить, простите за банальность, не количество, а качество: качество каждого написанного им текста. И если он и обязан с кем-то конкурировать, то в первую очередь с самим собой, каждой новой статьей, рецензией, интервью стараясь затмить или по крайней мере развить предыдущие.

То, чем принято измерять качество в последние лет пять — количеством комментариев, ретвитов или лайков в фейсбуке, — собственно к качеству имеет весьма отдаленное отношение: все это не более чем новые социальные ритуалы. С другой стороны, диалог с читателем может быть полезен как минимум для авторского самолюбия. По тем или иным причинам с читательскими отзывами больше повезло моим текстам, написанным на английском: в контакт вступили несколько колоритных персонажей, от юной филиппинской фотомодели до пожилого шотландского профессора-шекспироведа (которого заинтересовал не столько текст, сколько одна из невзрачных сопроводительных фотографий). Дело доходило и до приятного абсурда: совершенно неожиданно два скромных интервью, взятые мною и Ларисой Смирновой у французских режиссеров Сержа Бозона и Пьера Леона, были опубликованы за два-три месяца до ретроспективы режиссеров их круга (так называемой «новой инцестуальной волны») в нью-йоркском Линкольн-центре. Когда мы приехали в Нью-Йорк смотреть фильмы, многие из которых мы до тех пор не видели, организаторы ретроспективы представляли нас всем как «североамериканских экспертов по новому французскому кино», что, мягко говоря, не совсем соответствует истине.

Почему вообще возникает вопрос о конкуренции? Видимо, это связано с тем, что кинокритика в отличие от других отраслей журналистики, в основном заточенных на локальные рынки, рассматривает артефакты, которые доступны (и интересны) одновременно огромному количеству людей во всех уголках мира. То есть жителю какого-нибудь условного Марселя, скорее всего, нет дела до новой книги Захара Прилепина, гастролей якутского театра в Найроби или открытия нового ресторана, специализирующегося на блюдах из жареной саранчи, в Куала-Лумпур.

Но благодаря голливудизации всемирного кинопроката, расцвету индустрии DVD и повсеместности торрентов одни и те же фильмы — как новые, так и старые — смотрятся в разных точках планеты в одно и то же время. И для многих зрителей все еще любопытны чужие мнения. Вполне естественно, что эти мнения они будут выискивать в источниках, где пишут на понятном им языке и, что не менее важно, в источниках, которым они доверяют.

Но означает ли это, что в борьбе за читателя всем следует писать на усредненном английском? Думаю, что здесь, как и во многих других случаях, глобализация принесет больше вреда, чем пользы: произойдет нивелирование национальных особенностей мышления, темперамента, оптики, поэтики и т.д., появится слишком много низкопробных статей на нечитабельном пиджине. Ведь писать одинаково хорошо на нескольких языках, избегая калькирования и клише хотя бы в одном из них, крайне сложно; единственный из известных мне современников, кому это блестяще удается, — Михаил Идов.

Поэтому гораздо плодотворнее посвятить свои усилия сочинительству текстов на том языке, которым владеешь в совершенстве. Как недавно заметил американский критик, проживающий в Токио, Крис Фудживара в своей полемике с Дэвидом Бордуэллом, именно желание и умение хорошо писать определяют кинокритика, они даже первичнее любви к кино. (Понятно, что у многих это желание окрашено разными нюансами, будь то графомания, жажда культуртрегерства или, как это было в моем случае, факт биографии: кинокритик пытался ухаживать за моей девушкой.)

И эту любовь к письму надо всячески пестовать, чтобы достичь в своем мастерстве того уровня, когда не читающие на русском сами прибегут и начнут продираться сквозь дебри твоих предложений со словарем или с помощью автоматического гугл-переводчика. Именно так я читаю, например, замечательный журнал «Люмьер», который издается на испанском, хотя некоторые из его ведущих авторов уже давно живут в Париже и прочно увязли во французском контексте, предпочитая при этом писать на lingua materna.

Как ни парадоксально, но обратной стороной этой антиглобалистской тенденции в кинокритике является не шовинизм, а, скажем так, лингвистический космополитизм, яркий пример которого — другой журнал, «Ла Фурия Умана», где ведущие (равно как и малоизвестные) критики из разных стран пишут на своих родных языках: итальянском, французском, испанском, английском и пр.; таким образом, каждый номер представляет собой вавилонскую башню в миниатюре.

Есть и другие примеры: последняя книга австралийца Эдриана Мартина, пишущего, разумеется, на английском, вышла в Чили на испанском, без каких-либо перспектив появления англоязычной версии в ближайшее время; немецкий критик Олаф Меллер, тесно сотрудничающий с американским «Фильм-комментом», опубликовал один из своих программных текстов о синефилии в словенском журнале «Экран»…

Эти казусы иллюстрируют элементарный факт: сейчас, как никогда, человеку, интересующемуся кино, и особенно человеку, пишущему о кино, просто необходимо владеть как минимум несколькими иностранными языками. Это нужно не только для расширения доступа к пресловутым «фильмам без субтитров» или к уйме интереснейшей периодики и специальной литературы (на переводчиков надеяться не приходится). Знание языков также позволяет освоить чужую оптику, примерить на себя чужие способы мышления — не столько в целях подражания, сколько для того, чтобы избежать зашоренности взглядов и вкусов и закостенелости словарного запаса…

Но очень скоро все это станет совершенно не важно, критики вымрут как класс, и мы все станем делиться просто на аплоудеров и даунлоудеров.

Текст: Дмитрий Мартов

Источник: openspace.ru