Призрак джазмена на падающей станции «Мир»

prizrak_jazmena Отрывок из романа

Роман знаменитого французского фантаста Мориса Дантека «Призрак джазмена на падающей станции «Мир» — это своего рода путешествие по ту сторону реальности и бесконечности. Недавно этот философский боевик, научно-фантастический техно-экшен в жанре киберпанк вышел на русском языке в издательстве «РИПОЛ классик». «Часкор» публикует отрывок из романа.

Обострение вируса может начаться когда угодно, чем бы вы в этот миг ни занимались. Когда такое происходит ночью, то есть, скажем, во время сна, вспышка болезни способна привести к «самопроизвольному ОСП1» — это в случае достижения критического уровня активности. Но чаще всего речь идёт просто об исключительно мощных сновидениях, сопровождаемых ощущением реальности, сверхреалистичности всего происходящего — очень ярким, очень парадоксальным и навечно впечатывающимся в ваш мозг в виде серии воспоминаний.

Я рассчитывал, что этой ночью «эпсилон» окажет обычное действие, но не учёл усталость и напряжение, накопившиеся за последние семьдесят два часа, плюс эффект от «мета» — препарата, принимать который всем носителям нейровируса категорически противопоказано.

Когда я провалился в парадоксальную фазу сна, нейромедиатор2 пробудил вирус, который быстро достиг стадии обострения и затопил мой разум. Ведь защитные барьеры сознания были ослаблены, что является настоящим лакомством для клеточного паразита..

Я очутился на орбитальной станции «Мир» рядом с тремя запертыми там космонавтами. Они делали всё возможное, чтобы не сдохнуть, сгорев заживо в тот момент, когда станция войдёт в плотные слои атмосферы.

С Земли до нас как будто доносилась музыка. Я сразу же узнал невероятные фразы, сочинённые мёртвым джазменом. Временами их перекрывал треск множества помех, но они, тем не менее, были отчётливо слышны.

Не знаю почему, но во сне мы день и ночь пытались починить спасательную капсулу, понимая всю бесполезность нашей работы. Нам просто нужно было продолжать делать хоть что-нибудь. Впрочем, основные системы пострадали так сильно, что теперь стало невозможно контролировать что бы то ни было. Расчёты, произведённые при помощи портативных компьютеров — единственных приборов, которые продолжали работать, приводили к однозначным выводам: в течение двадцати пяти часов внешняя поверхность станции «Мир» будет нагреваться из-за трения о газ. Менее чем через час её температура приблизится к тысяче градусов, затем превысит эту отметку, после чего корабль распадётся на мелкие части на высоте примерно пятидесяти километров и его останки будут распылены почти по всей поверхности земного шара. Несколько частей, более крепких, чем остальные, подобно метеоритам обрушатся на планету в тех точках, рассчитать местоположение которых не представляется вероятным. А от космонавтов останется лишь память в виде записей на видеоплёнке.

Не знаю, как это получилось, но в определённый момент музыка прервалась и радиоэфир заполнила абсолютная тишина. Не было даже бульканья помех — ничего, кроме абстрактного цифрового вакуума, лишённого какой-либо глубины. Мы потеряли контакт с Землёй, скоро нашим задницам станет очень жарко.

Затем музыка возникла вновь: стон и скрежет. Хриплый и первобытный. Но теперь она доносилась не из динамиков. Она звучала во всех отсеках «Мира», как будто её источник находился внутри станции — сразу позади нас.

Мы повернулись разом — трое космонавтов и я — и оказались лицом к лицу с пятым пассажиром.

Это был чернокожий мужчина, одетый в один из российских скафандров, имевшихся на станции. Он дул в позолоченный саксофон, вся поверхность которого сверкала как оружие из научно-фантастического романа.

— Вот чёрт, — сказал я. — Альберт Эйлер.

Российский космонавт вновь повернулся ко мне:

— Кто-кто?

— Альберт Эйлер, — ответил я. — Джазмен ХХ столетия.

— Какого чёрта он здесь делает? — выдохнул немец.

— Он со своими глупостями сейчас истратит весь кислород, — подхватил эстафету француз.

— Это правда, — добавил россиянин. — Кем бы вы ни были и каким бы способом ни попали сюда, прекратите играть на своём инструменте: так вы исчерпаете все наши запасы. Нам нужно действовать, экономя максимум энергии.

При этих словах джазмен поднял глаза на Чукашенко, командира экипажа, после чего остановился прямо на середине музыкальной фразы. Он тщательно вытер язычок саксофона и положил инструмент на колени. Эйлер сидел на контейнере, прикреплённом к переборке станции при помощи обычных «липучек», которые используются для одежды или обуви. Казалось, музыканту нет абсолютно никакого дела до весьма специфичных трудностей, которые обитатели станции испытывали в связи с состоянием невесомости.

Он взглянул на наручные часы, вытащил неведомо откуда металлическую бутылочку с узким горлышком и сделал из неё большущий глоток. Мгновение сверлил сосуд взглядом, а затем посмотрел на нас.

— Не хотите выпить, командир Чукашенко?

Фляга поблёскивала в полутьме отсека.

— Уберите это. На борту станции алкогольные напитки категорически запрещены.

Музыкант уставился на россиянина с изумлённым видом, а затем расхохотался.

— Чёрт меня побери, это одна из лучших шуток, которые я слышал за всю свою жизнь, и после неё…

Он и в самом деле продолжил смеяться, но внезапно остановился и обвёл нас взглядом, которому алкоголь добавил проникновенности, после чего вновь сверился с древними ручными часами.

— Можно, я скажу вам одну вещь, командир? Менее чем через десять минут температура здесь начнёт быстро расти, и это уже не шутки. Через двадцать минут вы окажетесь в сауне, разогретой до максимума, через тридцать — в духовке, а через час — в состоянии, близком к плазме… И вы не хотите позволить себе хотя бы глоточек?

— Мы — на военной службе. Я — обыкновенный служака, который обязан сделать всё для спасения станции… Вам этого не понять. Кто вы такой — коллективная галлюцинация?

Саксофонист вновь расхохотался.

Именно в этот момент я осознал, что мы все говорим на одном языке, одновременно изъясняясь каждый на своём — парадокс, который часто встречается в снах, когда нейровирус вступает в стадию обострения.

Чернокожий саксофонист ещё немного посмеялся, а затем принялся теребить свой инструмент, не сводя с нас глаз.

— Нет, — в конце концов произнёс он. — Я — ваш способ выкрутиться.

________________

1 ОСП, околосмертные переживания (англ. NDE, Near death experience), особое состояние психики, связанное с близостью клинической смерти.2 Нейромедиатор, здесь: биологически активное химическое вещество, посредством которого осуществляется передача электрического импульса между нейронами.

Источник: Частный корреспондент