Интеллектуальный роман немецкого историка с русским городом
Карл Шлёгель. Постигая Москву/ Перевод с нем. В.Брун-Цехового. – М.: РОССПЭН, 2010. – 312 с.
Интереснее всего эта книга будет, разумеется, москвичам – как раз потому, что о собственном нашем городе как таковом она не сообщит нам ничегошеньки нового.
Немецкий историк и писатель Карл Шлёгель (Европейский университет Виадрина, Франкфурт-на-Одере) начал это писать почти тридцать лет назад, когда совсем молодым впервые приехал из Западного Берлина в Москву. Писал главным образом для себя, чтобы хоть как-то «сориентироваться на чужой местности». Настоящая ценность его заметок – не в фактических сведениях. Даже при том, что ими – тщательно подобранными, скрупулезно выверенными – книга набита не хуже любого путеводителя, и человек, не знающий Москвы, действительно вычитает здесь много полезного. Но автор прав: написанное им не путеводитель. Даже для его соотечественников-немцев, которым книга прежде всего и адресовалась. Даже для самого себя.
Это – роман интеллектуала с чужим пространством, с иной, заведомо непрозрачной для него и далеко не во всем симпатичной ему жизнью. Причем основной акцент в этом громоздком предложении я бы поставила не на слово «роман», как можно подумать, а на слово «интеллектуала». Это – история куда больше умственная, чем эмоциональная. Прослеживание того, как складывалось, из каких точек росло – подбирая себе материал, примериваясь к нему – понимание автором незнакомого русского города. Если угодно, это – практическая анатомия понимания чужого. Результат стремления понять само понимание. Слепок – но очень внимательно проанализированный – со своего, неминуемо пристрастного и избирательного, взгляда.
Поэтому опыты Шлёгеля так интересны природному москвичу: наша родная, изнутри обжитая среда предстает здесь как объект внешнего видения. Книга позволяет понять и еще одну очень важную вещь: как человек вообще выстраивает свои отношения с чужим пространством – особенно после того, как ему становится ясно, «что город, представленный в путеводителях, – совсем не тот», который он видит. А «постоянно тиражируемые главные виды» только мешают взгляду.
Так возникает последовательность глав, в точности соответствующая последовательности подступов немецкого гостя к русскому городу. Это – хроника освоения, автогеография. И даже заметки к дисциплине, еще неизобретенной, но давно напрашивающейся на изобретение, хотя бы уже на какие-то предварительные формулировки: к науке о рассматривании городов, урбаноскопии. О приемах их чтения и толкования – недаром в подлиннике книга так и называется «Читать Москву», «Moskau lesen».
Книга написана, да, в значительной мере на полях типовых путеводителей (а как без этого? надо же от чего-то отталкиваться), но, несомненно, в споре с ними. Поперек их строчек.
Конечно, мы увидим здесь множество типовых опорных точек для моделирования Москвы. Метро, вокзалы, бульвары, монастыри и кладбища, консерватория, «музеи как дверь в историю». Кремль, ВДНХ, Замоскворечье и Пресня. Памятники классицизма и конструктивизма, высотки и несбывшийся Дворец Советов с его предысторией – погибшим храмом Христа Спасителя – и постисторией – зиявшим в то время посреди города бассейном «Москва». Однако Шлёгель предлагает нам не только массу сведений по истории каждого из этих топосов, но и личную версию их проживания, которая и укладывает всю эту информацию в связные смысловые русла.
Искушенный урбаноскопист с симпатией встретит в книге и опорные точки, менее типовые, но тем более красноречивые. Этикетки и вывески, старые адресные книги. Облик местных спортсменов и их отличия от «одиночек, убегающих от стресса в нью-йоркском Центральном парке». Местные бани, их архитектура, быт, тела и повадки посетителей. Разрушенное и непостроенное. Окраины и задворки, которым обыкновенно не достается туристского внимания. Замечательна подглавка о букинистических магазинах с их ассортиментом и посетителями – она оборачивается размышлением не только о прошлом города, осевшем здесь в виде книг, но и о его нынешних подтекстах. «Что за город, – пытается понять автор, – когда-то выпускал и читал такие книги?» Каков спрос на них теперь? Что люди покупают и продают сегодня? Как они рассматривают книги? Что они ценят, а на что не обращают внимания?
Безусловно, эта жизнь для Шлёгеля – чужая и странная. Столь же интересная и дразнящая своей странностью, сколь и приводящая в растерянность. Москву он видит скорее «неприветливой», не очень-то удобной и далекой от гармоничности. Красоту того, чем иностранцу предлагалось в то время восхищаться – например, ВДНХ, – он находит по меньшей мере «спорной». Он не очарован нашим городом, не имеет соблазнов его идеализировать. Но, что и того симпатичнее, не поддается он и более типовым соблазнам: отталкиваться от него, судить его и осуждать, видеть себя, цивилизованного и правильного, выше всей этой дикости. Он не преувеличивает здешних странностей и не «экзотизирует» их. Он очень старается понять логику этой жизни, ни на минуту не упуская из виду, что это – жизнь, не менее настоящая, чем его собственная. И это очень достойно, тем более что речь идет о советской Москве начала 80-х, в самом деле весьма иноприродной западному человеку.
И еще, он пытается понять устройство своего понимания и его границы.
Для этого в книге существуют промежуточные главки, в которых путник, останавливаясь, рассматривает собственный взгляд: «Далекое и близкое», «Экскурс об экскурсиях», «Примечание по поводу фотографии», «О разговоре с мертвыми», «Знать и видеть».
На самом деле таких книг о любом городе может быть написано бесконечное множество. Едва ли не столько же, сколько существует людей, переживших этот город как личное событие.
Ведь, как справедливо заметил Шлёгель, «если кто-то видит иное, то, конечно, потому, что он видит иначе».
Текст: Ольга Балла
Источник: НГ Ex Libris