Бездонный русский антиномизм

Петр Калитин и его эпатажно-крестное уравнение.

Страшно? И нам страшно...
Страшно? И нам страшно...

Как ни относиться к построениям философа Петра Калитина, метафизический размах его исканий впечатляет. Вслушайтесь: уравнение русской идеи! Завораживает, настораживает, возмущает… В гостях у одного из самых оригинальных современных российских мыслителей побывал Михаил Бойко.

– Петр, вы вывели «уравнение русской идеи», отталкиваясь от изучения учено-монашеской школы московского митрополита Платона (Левшина) и святого Филарета Московского. Но не кажется ли вам, что истоки антиномичного мышления гораздо глубже? И что, если копнуть, антиномичная «постоянно противоречивая» логика древнее классической аристотелевской?

– Безусловно, древнее, поскольку сам Аристотель уже вторично классифицировал в «Физике» все известные к тому времени антиномии, особенно апории Зенона Элейского (о котором, кстати, остроумно написал Пушкин в стихотворении «Движение»). Вообще можно сказать, что антиномичность и в форме тех же апорий, и в форме пушкинских парадоксов, и классическая (как контрадикторно-противоречивая конъюнкция: А и не-А) всегда является проблемным первоисточником любого подлинного творчества. Вот почему человечество стало по сути антиномичным сразу же с момента своего действительно перво-бытного созидания, скажем по-апполинеровски, колеса, или по-хлебниковски, слова «вода»… Другое дело, антиномическая рациональная логика, предполагающая, как минимум, соблюдение закона постоянно- и несамопротиворечиво-противоречивого тождества. Она – органичный плод сугубо неклассического ума ХХ века, классически персонифицированного в первую очередь русским ученым Николаем Александровичем Васильевым (1880–1940).

– Как произошло ваше знакомство с концепцией Николая Васильева и возникла идея использовать его открытия для формализации и синтетической реконструкции наследия российских православных иерархов последней четверти XVIII – второй половины XIX веков?

– Вначале я просто погрузился в архипастырские тексты Платона (Левшина), святого Тихона Задонского, Феофилакта (Горского), Евгения (Булгариса), Гавриила (Петрова), Дамаскина (Семенова-Руднева), Евгения (Болховитинова), святого Филарета Московского и других столпов учено-монашеской школы, чтобы очень скоро споткнуться на определении даже внешнего отличия их православных произведений, получающихся одновременно и богословскими, и философскими, и риторическими, а порой и поэтическими. Не говорю об исторических секулярных коннотациях. К тому же столь остро-фундаментальная для схоластично-католической и в целом западно-европейской мысли дилемма: веры или разума, религии или науки, светского или духовного (церковного) – вдруг переводилась в исключительную, антиномично-конъюкционную гармонию, по-халкидонски: неслиянное единство у наших – ей-ей, по-святоотечески – новых и дерзновенных – авторов.

Дальше – больше. Собственно содержание их не «чисто» богословских или философских – творений оказалось преисполненным однозначно-неопределенных понятий типа «самоотвержения» с его постоянно-нескончаемой и – смиренной динамикой: без всякого полного совершен-ств-ия; «бытия» с его постоянно-генезисной, пульсирующей и всегда-возникающей онтологичностью; да, наконец, и того же «понятия» с его опять же неклассически не останавливающимся на той или иной аристотелевской дефиниции разумением. С их несамопротиворечиво-противоречиво-тождественным потоком оригинальнейшего сознания, единого антиномически, мало сказать, со своим рацио, но и со-бытийно: с «как бы ничто», говоря когерентными словами Платона (Левшина)…

Дать привычную, то есть непротиворечивую, адекватную характеристику такой постоянно-противоречивой онтогносеологии, к тому же, приправленной святоотечески- и по-апостольски: «безумно»-«юродственной» экзистенциальностью (1 Кор. 1:18–23), было явно невозможно, тем более в строгих рамках докторской диссертации.

И вот тут я вспомнил про антиномично-«индифферентные» открытия Николая Васильева, с которыми был знаком еще в конце 80-х годов (по его книге «Воображаемая логика») и которая теперь донельзя актуализировалась для меня и – моих оригинальных иерархов. И не только в силу их несамопротиворечиво-противоречивых констант мысли, но и особой, точнее, обще: отрицательно-положительной – связки «есть и не есть зараз», также впервые предложенной неклассически-персонифицированным отечественным мыслителем начала ХХ века. Отсюда, естественно, проистекала и соответствующая форма понятия А (а и не-а), и соответствующая форма суждения М=S (s и не-s) есть и не есть зараз Р (р и не-р) – как раз логично индифферентная к еще аристотелевски тривиализированному – закону запрета противоречия (А (-сь) или не-А (-сь))…

Вы сами уже поняли, как антиномично, «безумно» и – адекватно ложились эти, пусть и хронологически-поздние рациональные новшества на православно-секулярные и – юродственно: вызывающие! – тексты учено-монашеской школы Платона Левшина – святого Филарета Московского. Более того, их органично-пульсирующий онтологизм, связанный с постоянным и – творчески-креационистским! – возникновением как бы ничто, или определеннее н-ести – отрицательно-положительно коррелировал и с васильевским допущением негативного ощущения, «восприятия отсутствия» и – сугубого, «воплощено-противоречивого» рода бытия, гармонически вбирающего в себя действительно весь познавательный спектр: вплоть до чувствования – в двуедином и – антиномично-истинном ключе.

Мне оставалось с «безумно»-«юродственной» всесторонностью и – конкретно раскрыть эту неслиянно-слиянную онто-гносеологическую взаимосвязь и дерзновенно представить на ее не-а-сущей и – великостильной основе.

– Развитие неклассической логики, естественно, не остановилось на Николае Васильеве. Следите ли вы за современным состоянием исследований в области многозначных, модальных, нечетких и паранепротиворечивых логик?

– Понятно, слежу, но вот что примечательно: даже в паранепротиворечивой логике, наиболее схожей с концепцией Николая Васильева, принципиально, если не заклято стоит вопрос об избавлении от противоречия хотя бы в конечном счете. А в многозначной, вернее, изначально трехзначной логике одного из ее основателей Яна Лукасевича, прямо утверждается «возможное» суждение, диалектично синтезирующее классическое отрицательное (не-А) и положительное (А) – опять-таки без двуединой, антиномически-истинной константы, как у Васильева, автора «индифферентной» формы (М), и его конгениальных монахов-post-предтеч.

Таким образом, знакомство даже с близкими к русским мыслителям вариантами неклассических логик только оттеняет отрицательно-положительную и «безумно»-подлинную оригинальность Николая Васильева как ярчайшего и – не-вид-ан-ного со-творца платоновско-святофиларетовской – православно-секулярной – традиции: вызова.

Нельзя не заметить, что европейская природа и – должность интеллектуализма, как правило, преодолевает или, в «худшем» случае, стремится «вдруг» возникающий у нее «ю-родственно»-антиномический «скандал» преодолеть «подчистую» и – тотально: классически и неклассически. Правда, с легкой руки Канта эвристически-фундаментальная роль противоречий была раз и навсегда узаконена, но опять же то с формально-парадоксальной, то с откровенно «негативной» (в духе Адорно), то с экзистенциально-«трагической» (в духе Марселя), то с «деконструитивистской» (в духе Дерриды) модернизацией. Однако в неотомизме, а также философии Хайдеггера, Батая, Бодрийяра по-православному: эпатажно признается, мало сказать, позитивная и жизнеутверждающая – бытийно: объективная! – бездонность антиномий, и это не-а-суще-глубинное «обрусевание» европейской гениальности ХХ века не исчерпать удлиненно-лопаточными ноготками гламура. Благо оно с адекватной «безум-н-е-стью» подкрепляется современными научными достижениями, скажем, в не-ви-д(ь)-али кванто-волнового дуализма (в квантовой механике) или неевклидовой геометрии – уже с изначально русской: «скандальностью»…

– Не может ли именно на этой антиномически-истинной почве ускориться сближение России и Запада?

– Я думаю, только так – без тоталитарно-глобалистского задирания друг друга той или иной однозначно: всеобщей доминантой – и может, и сможет. Нам нужно воистину соборно-неслиянное единство с Европой! И нам н-есть: по-лобачевски и васильевски – с чем туда – не в-сырьез, а неклассически, юродственно и с постиндустриальным: не-вызовом – войти…

– Но разве на Востоке не распространена ли антиномическая логика еще более, чем в России и Европе? Не получилось ли у вас на самом деле «уравнение евразийской идеи» или «уравнение восточной идеи»?

– Сразу подчеркну: на Востоке за редчайшими и весьма относительными исключениями (в стиле зороастрийства) – во всех религиях и традициях главенствует даже не столько логически-, сколько сакрально-истинный принцип единого Абсолюта, что влегкую спровоцировало небезызвестную «поп-диву» второй половины XIX века, Елену Петровну Блаватскую свести Его к буквально-одному «тайному» существованию – под теософски-«доктринальную» «фанеру»: чего изволите!? На радость нынешним упрощенцам от политкорректно: публичного! – «бога» из «классического» дома терпимости, миль пардон, невинной-невинной толерантности…

Нет, собственно Восток метафизически предпочитает или индуистское, или даосское, или буддийское, или иудаистское, или исламское всеединство (естественно, без тринитарно-халкидонской христианизации, как раз ведущей к антиномично- и «безумно»-истинному логосу), и здесь он скорее сопрягается с …европейской онто-гносеологической традицией, идущей от «единого» Парменида к Платону, Аристотелю и остальным «законно-непротиворечивым» классикам. Вплоть до нынешних «гламурят»…

Правда, принцип и – цель восточного «абсолютизма» совершенно не отвергают по-своему антиномичный (и не всегда «негативный») путь от него и к нему, например, в коановском (дзен-буддистском) духе. Нельзя не вспомнить и проблемно-эвристичную перво-бытность любого человеческого созидания…

Но русский «безумно»-истинный антиномизм не только изначален – он до конца, до n-степени! – онтологичен и бездонен, и потому особо: не-едино – зиждителен со своим отрицательно-положительным, хотите, вдох-выдохом, хотите, пульсом, но лучше: самой жизнью – была-не-была! И без всякой «мистической», «стихийной», «дикой» или, поди ж ты, «литературно-художественной» безумностью. И именно это исключительное – и-с-конно: эсхатологизированное! – качество фиксируется в эпатажно-крестном уравнении русской идеи: духа: души… – которое, таким образом, равно распинает и восточное (преимущественно иррациональное), и западное (преимущественно рациональное) все-единство: не-А или А…

В ответах Петра Калитина сохранена авторская орфография и пунктуация.

СПРАВКА

Петр Вячеславович Калитин (р. в 1961) – философ, богослов, критик-прозаик-поэт. Окончил философский факультет МГУ имени М.В.Ломоносова в 1987 году, доктор философских наук, профессор, член президиума МГО СП России, автор книг: «Распятие миром» (М., 1992); «Мертвый завет» (М., 1998); «Петр Первый – православный император» (М., 1999), «Уравнение русской идеи» (М., 2002, 2006); «Россия – не для «нормальных» (при-части безумно-истинной русскости)» (М., 2008).

Текст: Михаил Бойко

Источник: НГ Ex Libris