Михаил Айзенберг: «Вещь в себе»

Стихи Ивана Ахметьева прямо показывают нам, как на самом деле близки и родственны отношения поэзии и обыденного языка.

В поэтическом подполье 70-х все надо было создавать заново, поэтому идеи завоевания почти отсутствовали. Экспансия ничем не вознаграждалась, и авторы старались занять не максимальное, а оптимальное пространство. Ивану Ахметьеву для этого потребовалось заново изобрести минимализм.

Хвала изобретателям! Но не всем одинаково искренняя и горячая. Есть изобретения хитрые, а есть бесхитростные, как бы вынужденные — придуманные ради прямоты и безыскусности. Да и слово «придуманные» здесь некстати, просто человек делает что-то для себя, но на пользу и в пример другим.

Что заставляет пишущего человека стать минималистом? Едва ли именно об этом кто-то мечтал в детстве: вот вырасту, стану минималистом. Минималистом делает человека жизнь.

Минимализм — первый шаг в сторону от того предела, за которым «дальнейшее — молчание». Поле паузы окружает высказывание и сжимает его почти до точки. Это точечное высказывание — и точечное попадание. Это слова, впервые догадавшиеся, что они стихи.

Стихи Ивана Ахметьева прямо показывают нам, как на самом деле близки и родственны отношения поэзии и обыденного языка. Насколько легче было бы изъясняться, если бы они уже вошли наконец в родную речь в ранге своего рода идиоматических выражений, наподобие цитат из «Горе от ума». Если бы рядом с «фельдфебеля в Вольтеры дам» (что, впрочем, все более актуально) существовало бы «и не введи нас во Ингушетию» или:

скажи
свое УЖО
и бежи

Надо уточнить: в общем случае стихи Ахметьева изобретательно уклоняются от афористичности. Но ведь есть высказывания, прочно вошедшие в наш речевой обиход, минуя не только афористичность, но и видимую (очевидную) значительность. «Живешь в таком климате, того гляди, снег пойдет, а тут еще эти разговоры» (а там и до «Та-ра-ра… бумбия» рукой подать). Как некоторые слова Чехова подходят к поэзии вплотную, так и у лирики Ахметьева есть драматическое измерение; это отчасти пьеса, только с единственным действующим лицом. Но не монолог, а «ситуация мысли»: человек, мыслящий в конкретной ситуации.

нет весь я не умру
нет так я не засну

Расстановка пауз, которую диктуют стихи, их скрыто-вопросительная интонация наполняют короткое сообщение особенным воздухом и в немалом объеме. Как о нем рассказать?

помоги мне
моя бедная логика

Это род высказывания одновременно и очень серьезного, и заключающего свою серьезность в кавычки (написал сначала «иронические кавычки», потом «иронические» зачеркнул). Чувствуется, как много осталось за границами кавычек, и слова останавливают наше внимание, концентрируют его своей недосказанностью. (Можно истолковать это и как особого рода обрамление: мы видим только то, что поместилось в рамку.) Не закрытое, но как бы подвешенное (в рамке?) высказывание проявляет свойства «вещи в себе».

кот в мешке
вещь в себе

«Вещь в себе» немногословна.

Такие «вещи» всегда в меньшинстве, только и с меньшинствами всегда все неясно. Чей это голос? Едва ли меньшинства, скорее большинства, но рассыпанного, как на атомы, на единичные сознания.

прошу прощения
вас и так много
а тут еще я

Этот жест этически безупречен — и тактически безошибочен. Поэзия — архаическое занятие, счет в ней идет, как в начале дней: «один — два — много». Произнося свое заклинание, Ахметьев помещает себя не туда, где «много», а туда, где «один — два».

Можно назвать это «своей нишей», но здесь и такое определение начинает звучать буквально. Ниша Ахметьева только отчасти находится в мире культуры. Это не то место, где стоит статуя атлета, а кусочек жизни, природное укрытие, спасительная темнота, из которой кто-то смотрит на нас осторожно и внимательно.

P.S. Все вышесказанное вовсе не тост. А то, что 31 марта герою статьи исполняется 60, простое совпадение.

Источник: OpenSpace.ru