Кризис — явление не только экономическое, но и культурное. Меняется не только структура потребления, но и настроение человека. Что россияне читают во времена потрясений? И как книжное дело отреагировало на кризис? С этими вопросами обозреватель «Профиля» отправился к Елене Шубиной — руководителю редакции современной прозы издательства «АСТ». Уж она знает о книжном рынке больше многих.
— Был такой идеалистический прогноз: кризис вернет читателя к серьезной книге, потому что чем еще заниматься? Одних уволили, другим не хватает денег на зарубежную поездку, третьи разочаровались в либеральной философии и лихорадочно кинулись читать Маркса или Сартра…
— Это очень родное, российское заблуждение, что большой катаклизм может поспособствовать духовному подъему. Катаклизм всегда разрушает, буря всегда ломает стволы, а не засевает поля. Никакая революция, а тем более кризис, не приводит к национальному культурному подъему: в СССР его признаки стали заметны лишь после 1922 года, и длился он, кстати, недолго. Культурные подъемы обеспечиваются значимыми духовными событиями — Отечественной войной, оттепелью. Разруха или кризис не порождают ничего, у них другая функция. В лучшем случае они расчищают место, чтобы началось что-то новое. Сегодня именно такую расчистку мы и наблюдаем. Кризис — время отказа от лишнего.
— И что оказалось лишним?
— Прежде всего, вещи, которые уже и в конце «тучных» лет прискучили и стали раздражать. Это литературная жвачка вроде женского иронического детектива. Рублевские любовные истории. Необработанные записи из дневников — если их авторы не доказали своего права делиться подробностями собственного быта, то есть не стали звездами. Кстати, индустрия звездных романов, автобиографий и кулинарных книг тоже пошла на спад — они оказались неотличимыми друг от друга. Не было бы ничего дурного в чтении звездных книг — автобиографий, записок, полемических статей, — но поскольку делались они в основном спустя рукава, как почти все в последнее десятилетие, то и претендовать на читательское внимание могут единицы. Скажем, Владимир Соловьев, который явно пишет сам и реализует личные мании, фобии и навязчивые идеи.
— Что-то появилось взамен?
— В России есть сильная современная проза, этого нельзя не видеть. Одна из главных книг этого года — «Каменный мост» Александра Терехова. Первый тираж разошелся быстро, было несколько допечаток. Сейчас много шумят о сталинизме, о возвращении к нему; этот текст о таинственной смерти Нины Уманской и Владимира Шахурина оказался удивительно ко времени: тут не столько социальный, сколько эстетический взгляд на сам феномен советской истории. Мы выпускаем вслед за романом сборник рассказов, повестей и очерков Терехова «Невыносимо светлое будущее». Как и раньше, востребован жанр современной сказки — или по крайней мере глубоко укорененной в жизни, грамотно написанной фантастики. Здесь, по-моему, настоящий прорыв демонстрирует Игорь Сахновский — только что мы представили его новый роман «Заговор ангелов». Общее ощущение от послекризисной России выражает 25-летняя Ксения Букша (у нее уже восемь опубликованных романов!) в отличной книге рассказов «Мы живем неправильно». Олег Зайончковский («Сергеев и городок») транслирует примерно то же ощущение в новом романе «Счастье возможно».
— Интересный диалог в названиях.
— Интересней задаться вопросом, что в кризис больше востребовано — утешительные истории или жесткий, разоблачительный социальный реализм: все, мол, плохо и будет еще хуже? Тут как раз любопытно, что утешения — истории счастливых карьер, успокоительные лекции психологов — стали продаваться хуже, чем разоблачительная, социально-критическая, иногда откровенно чернушная литература.
Новую волну славы переживает Петрушевская; читают не только позднего Сорокина, но и ранние его соц-артовские тексты, в ко-торых осмеивается и разрушается соцреализм… Зато мода на советы психологов и разнообразные квазипсихологические книги о том, «как сбыть мечты» или «оседлать реальность», кажется, сошли с дистанции. Положительный итог кризиса уже в том, что люди перестали верить, будто их субъективная перенастройка способна изменить окружающий мир. Эра психологических пособий, судя по всему, закончилась, зато снова в моде социальный реализм, вплоть до расчесывания язв. Хорошие перспективы у Романа Сенчина, Дениса Гуцко, Захара Прилепина.
Неожиданностью стал большой успех дебютного романа петербургского филолога Андрея Аствацатурова «Люди в голом». Аствацатуров — серьезный ученый, историк зарубежной литературы, доктор наук, и вдруг он написал беспечное, полное самоиронии, очень беззащитное повествование о собственном студенчестве, пьянках, влюбленностях, идиотских положениях, в которые попадал, и книга на глазах становится культовой, как в свое время «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева. Видимо, читатель по-прежнему ценит узнаваемость: автором бестселлера станет сегодня тот, кто напишет о себе с последней честностью и притом весело. Просто нужна точность, чтобы каждый закричал: «И я, и я!» Отчасти это феномен Гришковца, но Аствацатуров гротескнее и острее.
— Мы пережили пик моды на биографии — в чужих судьбах искали источник сил, нравственные ориентиры в безвременье. Это тоже рухнуло?
— Нет, напротив. Книги о знаменитостях — как мемуарные, так и биографические — востребованы, однако иначе, чем раньше. Сегодня в них ищут не столько вдохновляющий, сколько оправдывающий пример: все по Пушкину — «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!». Это нормальная черта кризисных эпох — отсюда мода на «антибиографии», развенчания и демифологизации. Сегодня будет охотно раскуплена любая разоблачительная книга о кумире, которая во время общественного подъема вызвала бы общие нарекания. Впрочем, это как раз ненадолго: в кризис нужно не только утешаться, но и черпать где-то силы для борьбы. Отсюда успех военной литературы, совпадающий с социальным заказом, — грядет 65-летие Победы.
— Вы говорите о дополнительных тиражах и хороших продажах — что можно по нынешним временам считать хорошим тиражом?
— Думаю, что тираж бестселлера остался прежним: книга вправе так называться, если продано 50 тыс. экземпляров. Для современной российской прозы это результат почти недостижимый: здесь стоит радоваться десятитысячному тиражу.
— Кризис сильно ударил по издательским планам?
— Никаких радикальных штатных сокращений и урезаний издательских планов лично у меня не было, но на гонорарах кризис успел сказаться. Они снизились раза в полтора. Думаю, что количество названий в планах будущего года сократится, но незначительно. Зато появятся новые серии — многократно предсказанное возвращение советской литературы становится реальностью. Поскольку мы так никуда и не выпрыгнули из советского строя, как бы он теперь ни назывался, — советская проза в диапазоне от Трифонова и Платонова до ностальгически милого производственного штампа на глазах становится главным хитом сезона. Мы приступаем к выпуску серии «Предметы культа» — это будут своего рода «Литературные памятники», лучшие советские книги с комментариями ведущих современных авторов. Первая такая книга — «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких с подробным комментарием фантаста Михаила Успенского — уже подготовлена.
— Напоследок: чтение все-таки теснит прочие развлечения? Читатель во времена кризиса вернулся к книге или нет?
— Кризис — всегда деградация, и ждать, что он приведет к интеллектуальному росту, наивно. Этот рост возможен лишь как отсроченная реакция. Читатель не станет больше покупать хороших книг — он станет читать меньше ерунды. «Сперва надобно место расчистить», — говорил тургеневский Базаров. Как мы воспользуемся этой ситуацией — зависит от нас.
СПРАВКА:
Елена Шубина — руководитель редакции современной прозы в одном из крупнейших издательств России, «АСТ». Ранее работала в «Вагриусе» и стояла у истоков знаменитой «черной» (впоследствии «серой») серии, в которой впервые появилась почти вся современная классика.
Текст: Дмитрий Быков
Источник: Профиль (Елена Шубина: «Расчистка мозгов»)