Большевики и книги

В сборнике документов «Путеводитель по Фонду Госиздата» нам предлагается посмотреть, как реализовывалась культурная политика большевиков в первые послереволюционные годы.

Издание художественной литературы в РСФСР в 1919—1924 гг.: Путеводитель по Фонду Госиздата. М.: РОССПЭН, 2009.

По замыслу издателя книга, несомненно, рассчитана на узкий круг специалистов. На одну обложку посмотреть — всё скупо, всё по делу, всё в высшей степени серьёзно. Конечно, специалист сразу поймёт, что тут к чему и зачем. Филологу или историку — специалисту по культуре 1920-х годов книга окажется нужным подспорьем для научной деятельности. Однако прочесть её можно и не столь утилитарно. Попробуем представить, что даст такая книга читателю образованному, но при этом неспециалисту.

Что такое 1920-е годы? Мешанина всего и вся. Ещё не все враги Страны Советов оказались там, где им следует, репрессии только начинаются, да и граница пока не на замке — советские писатели вовсю ездят в Европу и печатаются там, если, к примеру, роман завернули дома. Государство то монополизирует издательское дело, то вдруг объявляет НЭП, Троцкий всё ещё в силе, Сталин пока не всесилен. Историю страны со всеми её частными и общими проблемами и трагедиями можно прочесть через призму такого материала, как издательские документы — отзывы на рукописи, прошения, отчёты, заседания редколлегий и т.д.

Вот, к примеру, «Извлечение из протокола № 33 заседания Коллегии Агитпропотдела Госиздата от 18 ноября 1919 года». «Слушали: 2. О литераторах и беллетристах вообще. Постановили: 2. Взять на учёт имеющихся в Москве и вообще в России литераторов-беллетристов и направить их по России для отражения революции в жизни». Очень по-военному, без церемоний. Взять на учёт, построить в ряды и направить. Аж оторопь берёт.

Или вот выдержка из письма зав. Госиздатом В.В. Воровского председателю Петросовета Г.Е. Зиновьеву от 16 марта 1920 года. Воровский рассказывает Зиновьеву, как в своё время отдел снабжения Петросовета реквизировал книги издательств «Муравей» и «Культура». Они — отделения одного лейпцигского издательства «Мейер»: «При этой реквизиции книг заняли попутно помещение издательства, в результате чего все служащие разбежались. Издательство не имеет желания ликвидироваться, да это и не в наших интересах, так как Мейер — крупнейшая немецкая фирма и ещё поработает на пользу Советской России. Однако Заведующий Издательством, некто Евгений Штрандель, находится в паническом состоянии и боится восстанавливать аппарат…» Времена, наверное, всё же не очень меняются — сегодня такое бы назвали рейдерским захватом. Тогда — ревизией. А разобраться надо, вот и просит Воровский, «чтобы фирму не обидели».

А вот письмо волостного статистика из Тверской губернии Елоховского наркомпросу Луначарскому. Сообщает статистик просто и честно, что сомневается, дойдёт ли письмо по адресу из столь глухого угла… Но всё же пишет. Пишет, что всю жизнь собирал фольклор, это дело его жизни. Просит дать ему паёк, одежду и обувь и… оградить от трудовой мобилизации. Любимым делом заниматься хочет. Напоминает современных учёных этот Елоховский. Только наши учёные уже отчаялись просить, кажется. Получил ли Елоховский то, о чём просил, умер ли своей смертью, от голода или был впоследствии репрессирован — кто знает. Да и не важно оно в этом контексте. Важно, что чего-то хотел, на что-то надеялся, уповал, просил…

Документы иногда красноречивее художественного слова, да и врать они умеют не так искусно. И в этом бесхитростном и непреднамеренно пронзительном стиле — колоссальная ценность такой книги.

Текст: Николай Кириллов

Источник: Частный корреспондент